шуршание. Ра, сожалея, что оказался ни причем, замер, прислушиваясь, откуда исходит звук.

«Кажется, возле стены с рисунком»

Ра, стараясь издавать как можно меньше шума, начал красться к источнику звука. К нему, определенно, забрался вор. Вот только вора ждет огромное разочарование, потому что красть было абсолютно нечего.

Внезапно, недалеко от Ра в яркой желтой вспышке родилось крошечное пламя, и комнату залил теплый, дружелюбный свет. Ненадолго ослепленный Амун-Ра не сразу рассмотрел, что происходит в доме. Но когда зрение вернулось, Ра в ужасе отшатнулся и вжался в стену. Волосы на загривке встали дыбом.

«Так, спокойно, не теряй концентрацию. Всему есть логичное объяснение» – мысленно успокаивал себя Ра.

В паре метрах, спиной к нему, стояла фигура в длинном плаще с капюшоном и чем-то быстро закрашивала рисунки на стене, подсвечивая себе… второй рукой. Левую руку незваного гостя охватил рыжий огонь. Кожа, при этом, оставалась абсолютно невредимой. Пламя играло на руке незнакомца, словно ручной зверёк. Оно перекатывалось между пальцев крупными оранжевыми и желтыми колечками, с любовью обвивало их, и слегка подрагивало, то затихая, то разгораясь ярче, лишь бы хозяину было удобно. На миг, Ра показалось, что огонь заметит его и зашипит, предупреждая своего покровителя, но нет, это уж точно был перебор.

Судя по тому, как уверенно держался этот человек, можно сказать, что орудовал он своей левой рукой, словно факелом, явно не в первый раз.

Что еще сильнее удивляло Амун-Ра – так это занятие неизвестного. Существо, обладающее подобной силой, занималось откровенной чепухой, стирая со стены рисунки, что Ра начертил в бреду.

Но тут Амун-Ра пронзило неподдающееся описанию чувство. В сознании что-то пронзительно завопило звоном серебряного колокольчика. Все его тело до краёв наполнило ощущение, что в этот самый момент он лишается чего-то крайне важного и жизненно необходимого.

Незнакомец еще раз макнул два пальца в скромную баночку на поясе и продолжил закрашивать рисунки на стене. Черные угольные чертежи Ра таяли как утренний сон, бесследно сливаясь с обшарпанной стеной, не оставляя малейшего намека на свое существование.

«Останови его!» – истерично вопила какая-то часть Ра.

«Плюнь на этого ненормального и убирайся отсюда! Тебе какие-то каракули важнее собственной жизни? Не глупи, уходи отсюда!» – тараторила другая часть.

Ра не был трусом, но и сорвиголовой тоже. Он относился к особому типу людей, к рассудительным. Тем самым, что тщательно все взвешивали, перед тем как действовать. И сейчас чаша весов не безосновательно склонялась к бегству. И от осознания этого, Ра еще больше удивился своему решению.

Стараясь не шуметь, потому что моментальная смерть не являлась частью плана, Амун-Ра сделал несколько шагов к круглому столику, стоявшему возле кровати. Аккуратно, словно младенца, взяв стоявший на столе кувшин с водой, ибо ничего увесистей Ра не приметил, он стал ближе подбираться к орудующему у стены существу.

Амун-Ра не представлял, добьется он этим чего-то кроме собственной погибели, или нет, но странный инстинкт уверенно подталкивал его в спину.

Ра застыл, занеся руку с импровизированным оружием. Он находился прямо за спиной у вломившегося в его дом незнакомца, и это был последний рубеж. Точка невозвращения, последний шанс поступить рассудительно и повернуть назад.

Но случай, так как в судьбу Ра не верил, решил все за него.

С верхушки кувшина, который занес Амун-Ра, сорвалась крышечка и с фатальным треском разбилась о пол. Момент истины настал.

Незнакомец стремительно присел, а его плащ взметнулся трепещущей летучей мышью, заслоняя обзор. Ра нутром почуял, что инстинкт ошибся, и шансы, без того мизерные, тают просто на глазах. Он, что было сил, метнул кувшин в центр плаща. Кувшин безмолвно пролетел выше и с хрустом разбился о стену. Существо, завершив свой маневр, выкинуло объятую огнем руку, ударив Ра в грудь.

Амун-Ра участвовал как-то в драке, но, даже вывернув эти воспоминания наизнанку, никаких ощущений для сравнения не нашлось и близко. Удар вышел настолько крепкий, что Ра едва не потерял сознание. Тело охватил жар, настолько сильный и нестерпимый, что Ра казалось – он горит. Но жар завладел им всего на секунду, разлетевшись в стороны снопом рыжих искр. Холодный воздух бритвой прошелся по коже.

И в тот момент, когда сознание почти угасло, а посреди слепой ночи ярким пятном взошло огненное солнце, ярко озаряя невзрачное пристанище Ра, он увидел лицо. Её лицо. Незнакомец оказался девушкой. Амун-Ра замер. Замерло его сердце, забыв о том, что должно стучать, замерла грудь, забыв о том, что нужно сделать вдох. Замерла сама жизнь, с безграничной и невероятной смесью чувств наблюдая за происходящим.

Мир залило черно-белой краской. Ни вспышки, ни взрыва, ничего. Ра просто понял, что находится в другом месте. Он ощутил, как его колени коснулись чего-то холодного, а безжизненный серый свет окружил его непроглядной мглой. Свет, не разгонявший серость, но нагнетавший её. Добро и зло поменялось ролями. Затем еще раз, и опять, и опять, сливаясь в одну безумную круговерть. Ра не видел ни неба, ни земли, ни жизни, ни смерти. Единственное, что было – это она. Её алое платье – сама материя бытия, кожа и волосы – первородное чудо, а глаза – истоки веры.

– О, мой Амун-Ра… – шепотом тысячи ангелов прозвучал её голос.

Мир стряхнул с себя серость, и Ра ощутил болезненное нытье ушибленной от падения спины. Грудь горела огнем. Искры исчезли, и девушка в плаще растворилась вместе с ними.

Ра, переживая глубочайший шок, нервозно зашевелился, как перевернутая на спину черепаха, пытаясь встать. В его душе гремела буря, вздымая моря страха, злости, отчаяния и обрушивая на них привязанность, теплоту, любовь.

Инстинкт самосохранения, галантно покашляв, постучал Ра по голове, обращая внимание на звук закрывшейся двери.

«Ушла?» – подумал Ра, ловя себя на мысли, что его расстраивает этот факт.

Но тут, до слуха Ра дошел тихий голос.

– Прости, но я не могу тебя отпустить, человек… – прозвучал он.

Этот голос был самым прекрасным и мелодичным звуком, который Ра когда-либо слышал. Вся его жизнь обрела смысл, когда он услышал его. Она словно только и заключалась в том, чтобы разок насладиться идеальным голосом незнакомки. А смерть – лишь жалкая, ничтожно малая плата за такое невообразимое наслаждение.

А потом полыхнуло. Полыхнуло так, что Ра едва не ослеп. Но он готов был лишиться глаз, если это будет последнее, что он увидит. В паре метров от него, разогнав заскрипевшую от злобы тьму, как уже однажды разогнала серость вокруг него, вспыхнула искра. Вспыхнула незнакомка. Золотистый огонь жадно охватил её с ног до головы,