Рид хмыкнул и поднялся на ноги, а затем протянул мне руку.

– Да. Не понимала.

Пока остальные готовились к ночлегу, тушили огонь и собирали пустые бутылки, я тайком отправилась к ручью найти Коко. Удалось мне это быстро – она сидела неподалеку под остролистом, закрыв лицо руками. Я молча села рядом с ней. Вода тихо журчала рядом с нами, отсчитывая секунды. Все было бы даже мирно и безмятежно, если бы только не снег, который уже промочил мне штаны.

– Дерьмо я полное, а не человек, – пробормотала Коко наконец, не поднимая головы.

– Ерунда. – Я взялась за ее волосы и умелым движением разделила их надвое, а затем каждую часть – еще на три пряди. – Пахнешь ты гораздо лучше.

– Ты нас слышала?

– Да.

Коко застонала и вскинула голову. В глазах ее блестели слезы.

– Я все испортила, да?

Я продолжала ловко заплетать ей волосы, добавляя по пряди с обеих сторон.

– С Анселем все будет хорошо, Коко. От разбитого сердца он не умрет. Для большинства людей это вообще своего рода обряд посвящения. – Я доплела первую косу, но завязывать ее ничем не стала. – Алек разбил сердце мне, и я это пережила. Бабетта – тебе. Не случись этого, мы не смогли бы найти новых любимых людей. Я никогда не нашла бы Рида.

Коко смотрела на воду.

– Ты говоришь так, будто в том, что я разбила ему сердце, нет ничего страшного.

– Я говорю, что если не ты, это сделал бы кто-то другой. Очень редко первая любовь становится единственной.

Она снова застонала и запрокинула голову.

– Господи. Я была его первой любовью.

– Трагично, правда? Что ж, полагаю, о вкусах не спорят.

Завершив другую косу, я отломила веточку остролиста, собрала с нее ягоды и украсила ими волосы Коко. Все это время она молчала. Наконец я переползла в сторону и уселась перед ней.

– Просто дай ему время, Коко. В конце концов он смирится.

– Нет.

Она покачала головой, и ее косы распустились. Ягоды осыпались на снег.

– Он теперь меня возненавидит. Может быть, флирт Ансель бы мне еще простил, но целовать его ни за что не стоило.

Я промолчала. Не было смысла говорить Коко о том, что она и сама прекрасно знала.

– А я ведь хотела его полюбить, понимаешь? – Она обняла себя за плечи и ссутулилась, пытаясь согреться. – Поэтому и поступила так. Поэтому никогда не осаждала его, когда он смотрел на меня восторженными щенячьими глазами. Поэтому дважды его поцеловала. Может, стоило попытаться и в третий раз.

– Коко.

– Мне очень стыдно. – В глазах Коко снова заблестели слезы, но она решительно уставилась наверх, в небо. Ни единой слезинки не скатилось по ее щекам. – Я ни в коем случае не хотела ранить его. Может… может быть, мне сейчас так плохо, потому что я ошиблась? – Она резко схватила меня за руку. – Я в жизни никогда так не страдала из-за сердечных увлечений, даже когда меня бросила Бабетта. Может быть, это значит, что Ансель все-таки мне дорог? Может… Лу, может быть, я просто неверно поняла свои чувства!

– Нет, мне так не кажется…

– Он определенно красив, – перебила меня Коко с таким отчаянием, что я поняла – она уже на грани истерики. – Мне нужен такой человек, Лу. Добрый, заботливый, хороший. Почему я никогда не влюбляюсь в хороших людей? Почему? – Лицо Коко сморщилось, руки ее ослабли. Она устало понурила голову. – Вот для того нам и нужны матери – чтобы помогать разгребать всю эту дрянь.

Я хмыкнула, откинулась назад, оперлась на руки и закрыла глаза, наслаждаясь тем, как снег холодил мне пальцы и луна озаряла светом лицо.

– Это точно.

Мы замолчали, погрузившись в бурную пучину собственных мыслей. Я никогда прежде никому не признавалась в этом, но мне очень не хватало матери. Не коварной Морганы ле Блан. Не могущественной Госпожи Ведьм. Просто… матери. Матери, которая играла со мной. Слушала меня. Утирала мне слезы, когда мне казалось, что я умру от разбитого сердца.

Открыв глаза, я обнаружила, что Коко снова смотрит на воду.

– Тетя Жозефина говорит, я на нее похожа, – насилу выговорила она. – Потому-то она и не может на меня смотреть. – Коко опустила подбородок на колени, прижав их к груди. – Она меня ненавидит.

Я не знала, имеет ли Коко в виду, что похожа на Ля-Вуазен или на собственную мать. Но уточнять не стала. Каков бы ни был ответ, в ее глазах все равно будет боль.

Чувствуя, что молчание утешит Коко лучше любых слов, я ничего не говорила. До меня вдруг дошло: Коко долго ждала подходящей минуты, чтобы мне об этом сказать. Но как я могла ее утешить? Белые дамы нередко отказывались от своих детей – дочерей, чье колдовство оказалось чужеродным, и сыновей, которым оно вовсе не было подвластно. Это ужасно, и никакие слова здесь помочь не могут.

Когда Коко наконец заговорила снова, ее губ коснулась грустная улыбка.

– Я почти ее не помню, но порой, если очень постараюсь, вижу голубые проблески и свет в воде. Чувствую запах лилий. Мне нравится думать, что это были ее духи. – Улыбка Коко угасла, и она тяжело сглотнула, будто приятный вкус воспоминания вдруг сменился горечью. – Все это, конечно, ерунда. Я жила с тетей Жозефиной с шести лет.

– Она когда-нибудь тебя навещала? Твоя мать?

– Никогда.

И снова я ждала продолжения, зная, что это еще не все.

– На свой десятый день рождения я спросила тетю Жозефину, не придет ли мама к нам, чтобы отпраздновать. – Она крепче обняла колени – быть может, пытаясь укрыться от ветра, или же от воспоминаний. – Я до сих пор помню, какое у тети Жозефины тогда было лицо. Никогда не видела такого отвращения. Она… сказала, что моя мать мертва.

Это откровение с неожиданной силой ударило меня под дых. Я нахмурилась, быстро заморгала, чувствуя, как жжет глаза, и отвернулась, чтобы взять себя в руки.

– А это правда?

– Не знаю. Спрашивать об этом с тех пор духу мне не хватало.

– Черт подери, Коко. – Желая поскорее как-нибудь отвлечь ее – и отвлечься самой, – я потрясла головой, придумывая, как бы сменить тему. Что угодно будет лучше этого мучительного разговора. А я-то думала, Моргана жестока. Все познается в сравнении. – А что за книга была в палатке твоей тетки?

Коко обернулась ко мне и нахмурилась.

– Ее гримуар.

– Ты не знаешь, что в нем?

– В основном заклинания. Записи ее экспериментов. И наше семейное древо.

Я сдержала приступ дрожи.

– Что за заклинания? Эта книга была как будто бы… живая.

Коко фыркнула.

– Это потому что она чертовски жуткая. Я всего раз тайком ее пролистала, но некоторые чары там – сущее зло. Проклятия, одержимость, болезни и тому подобное. Только глупец решится перейти дорогу моей тетке.