На этот раз наш премьер явно готовится выступить снастойчивым требованием узаконить детскую проституцию. Таким образом, есливерить его словам, сразу повышается отчетность по борьбе, меньше становитсяпреступности, милиция сможет заниматься ловлей воров, а не арестамиблаговоспитанных и творческих людей, которым для удовлетворения сексуальныхпотребностей нужно иметь либо связанного ребенка, либо исхлестанную ремнемженщину.

– Вспомните, Ксенечка, – сказал оннастойчиво, – как бесславно закончилась борьба с курением?.. К примеру, вТурции рубили головы и выставляли на кольях с трубками во рту, в России еще приотце Петра Первого за курение рвали ноздри, ставили клеймо на лбу, нещадно биликнутом на площади и после всего ссылали в Сибирь!.. Но вот разрешили курение, и– что? Небо рухнуло? Точно так же ничего не случится, если разрешим детскуюпроституцию. Просто легализуем то, к чему тянется немалая часть общества…кстати сказать, наиболее продвинутая, разносторонняя, творческая,демократическая…

Ксения предостерегающе кашлянула, указала ему глазами, чтодверь в мой кабинет приоткрыта. Новодворский поперхнулся, продолжил уже безнапора, но более убеждающим тоном:

– Ведь сделано было правильно и мудро! Борьбу скурением сейчас ведут во всех цивилизованных странах, однако начали с мягкойпропаганды. Она длилась долгие годы, прежде чем ввели первые запреты на курениев общественном транспорте, а через два-три десятка лет, если не больше, началивводить запреты на курение на рабочем месте. Да и то если рядом находятсяколлеги. Вот так надо и с детской проституцией! Сейчас разрешить, а потом… ну,это решат наши потомки, когда и в каких рамках вводить первые ограничения.Хотя, может быть, они и не понадобятся. Кто знает, что за мораль будет у нашихпотомков?

– И будут ли вообще, – сказала Ксения и улыбнуласьпровоцирующе.

– Да-да, – согласился Новодворскийобрадованно, – и будет ли нужна эта мораль?

– Нет, – сказала Ксения, – я имела в виду,будут ли в таком случае сами потомки…

Я глазами дал ей понять, чтобы заглянула ко мне, закрылдверь. Через минуту она вошла, плотно закрыла за собой створку и даже подперлаее задом, отчего грудь обозначилась четче под тонкой тканью.

– Вызови министра финансов, – велел я, –министра экономики и министров по нефти, топливу, ресурсам. На вторую половинудня, сразу после обеда. Гусько пригласила?

– Да, Дмитрий Дмитриевич. Кстати, он уже подходит кзданию. Через семь минут будет у меня.

– А у меня?

– Как скажете! Могу задержать хоть на час.

– Ну да, – усомнился я. – Даже если кофточкусовсем снимешь, он и глазом не поведет, коммунист! А они – люди железные.

– Ах, господин президент, – сказала онатомно, – что вы такое говорите, как будто видели меня без кофточки… что ине кофточка вовсе, а блузка от Версаче. Обидно даже…

– Пусть заходит сразу, – ответил я.

Она с укоризной покачала головой.

– Ах, господин президент!.. Оппозицию надо хоть чуточкудержать в приемной. Чтобы помнили, вы не на равных!

– Гусько об этом помнит, – усмехнулся я. – Атебе хватит и Новодворского. Он любит ошиваться… в коридорах власти.

Она весело подмигнула, исчезла, а еще минуты через три дверьаккуратно распахнулась, Гусько вдвинулся громадным телом, массивный, солидный,носорожистый, похожий на оперного певца.

– Здравствуйте, господин президент!

– Здравствуйте, Терен Маркович, – сказал я. –Присаживайтесь поближе.

В кабинет заглянула Ксения, я сказал ей ласково:

– Ксюша, сделай-ка нам… Терен Маркович, вам чаю иликофе?

– Если есть выбор, – ответил он, – то лучшекофе.

– Два кофе, – сказал я Ксении, повернулся кГусько. – Слабый, средний, крепкий?

– Крепкий, – ответил он. – С сахаром!.. Ичашку побольше, побольше!

Она ушла, Гусько проводил ее одобрительным взглядом.

– Ладная девка, – заметил он. – Домашняя.Майор, не меньше?

– Больше, – ответил я.

– А там, за бугром, какое у нее звание?

Я усмехнулся:

– Пока неведомо. Даже Сигуранцев не знает. Но такуювозможность учитываем. Никому нельзя доверять в этом мире. Даже себе, какговорил один депутат, застирывая свои брюки.

– У нас это рассказывают о членах правительства, –ответил он сварливо.

Ксения вошла с большим подносом в руках, бутерброды горкой,две чашки, горячий пар, коричневая поверхность скрыта под толстым слоем пеныкремового оттенка. Гусько вскинул брови.

– Какая чашка моя?

– Я тоже пью из большой, – ответил ялюбезно, – и тоже крепкий. С сахаром. Как видите, у правительства соппозицией бывает что-то общее.

– Пока только это, – ответил он коротко, хотя и слюбезной улыбкой. Разминка заканчивалась, а кофе не помеха разграничениюпозиций. – Да и кофе раньше покупали, помню, получше.

– А мы демократы, – ответил я так желюбезно. – Пьем такой же кофе, что и народ. Терен Маркович, яподготавливаю предложение по смягчению закона о продаже земли в частнуюсобственность. Хочу объяснить свою позицию вам, как лидеру самой крупнойоппозиционной партии, чтобы в какой-то мере заручиться вашей поддержкой…

Он покачал головой:

– Простите, господин президент, что прерываю, я простоценю ваше время. Ответ один: нет.

– В чем именно?

– Наша партия категорически против любой продажи землииностранцам.

– А если не иностранцам?

– Тогда нужно выработать целый ряд условий.Дли-и-и-нный! Ведь под липовой личиной простых русских мужичков Запад можетскупить наши самые плодородные земли, чтобы устроить свалку радиоактивныхотходов! Или вообще свалки, во что уже превращают Россию. Во всяком случае,нечего и надеяться, что ваше предложение пройдет в Госдуме на ближайшей сессии.Или даже на следующей.

Я сказал невесело:

– Нам нужны деньги, Терен Маркович. Очень нужны. На теже социальные нужды, о которых так ратуете. А цены на нефть, по прогнозам,снова упадут, у нас в бюджете сразу образуется дыра…

– Страна дороже, – отрезал он неумолимо.

Я чувствовал бессилие, едва выговорил:

– Помните, когда начиналась перестройка, всепаниковали, что Запад вот так прямо ринется к нам и скупит все заводы ифабрики, все производство?.. Какие только законы спешно готовили, чтобыограничить деятельность иностранцев! Но те так и не пришли вовсе. То же самое издесь… Ну кому нужна наша земля?

– Нужна, – ответил он упрямо. – За это шливойны. А сейчас эти земли отдать без войны? Тверже надо быть, ДмитрийДмитриевич. Тверже.