Я развел руками, в полированной поверхности отражаются ещедве, я казался себе четвероруким, только та половина меня темнее, свет и тень,добро и зло, но, к счастью, наверху та, что светлая.

– Спасибо, – ответил я с неловкостью. – Ядолжен чувствовать себя благодарным, ибо ваша партия постоянно выступает заукрепление власти, то есть моей власти, однако…

Он нахмурился, глаза из-под толстых мясистых глаз смотрели снеодобрением.

– Можете не договаривать, господин президент. Мы –государственники, а поддерживаем не вас лично, а власть.

– Если бы просто поддерживали, – возразиля. – Вы ее обетониваете, ожелезниваете, очугуниваете. Уже и не власть, апамятник! Египетская пирамида, на которую и смотреть-то страшно. ЧК у васпредусмотрена?

Он усмехнулся, но глаза оставались серьезными.

– Вам, господин президент, мы постараемся датьвозможность убежать за границу.

Он не добавил, что там мне и моим прихвостням и место, мол,там мои настоящие хозяева, но глаза говорили яснее слов. Я кивнул,поколебавшись, сказал тяжело:

– Пожалуй, мне придется раскрыть для вас одну серьезнуюгосударственную тайну…

Он прямо посмотрел мне в глаза.

– Господин президент, вы же сами назвали менягосударственником. Для меня интересы государства выше, чем собственная жизнь.

– Хорошо, – ответил я. – Так вот, я принялтяжелое и нелегкое решение… укрепить власть. Не полумерами, как предлагаете выи ваша партия, а… словом, Терен Маркович, очень круто. Ибо, сами понимаете,полумеры вызовут ответный толчок, а нам бы не рассыпаться! Я с трудом инеохотой признал, что Россию ныне спасет авторитарность. На нынешнем этапе!Потом, надеюсь, все же вольемся в семью братских европейских народов, какстрана демократическая и с общечеловеческими принципами.

Его глаза расширились, набрякшие веки приподнялись, открываязаблестевшие глаза.

– Если вы шутите… – заговорил он внезапно охрипшимголосом.

– Увы, – сказал я горько. – Увы.

– И какие меры вы собираетесь?.. В чем это выльется?Простите, но я что-то с трудом верю.

Я указал на бутерброды:

– Вы кушайте, не отравлены. Я сам себе с трудом верю,просто у меня нет другого выхода. Ситуация чрезвычайная, а в чрезвычайныхприходится принимать чрезвычайные меры. И нарушать какие-то вообще-топравильные и хорошие законы… Кое-что я уже набросал, кое-что подскажете вы свашим огромным опытом. Думаете, я так уж и продумал все деталигосударственного, по сути, переворота?.. Увы, я ведь выразитель воли народа, азначит – такой же мягкий и спустярукавный. Главное, что сейчас характеризуетРоссию, – отсутствие воли. Как политической, так и… вообще. Безвольностьабсолютнейшая!..

Гусько горько усмехнулся:

– Дмитрий Дмитриевич, вы шутите? Да сейчас и такогослова не знают. Я хорошо помню детство, когда все было посвящено воспитаниюволи. Сперва воли, а уж потом всех других качеств! О воспитании воли писалиськниги, снимались фильмы. О силе воли пели песни, а ее слабость считалась самымхудшим качеством человека. Не отсутствие, а просто слабость. В моде были люди сжелезной волей, стальной волей, несгибаемой, несокрушимой!.. «Как закаляласьсталь» еще помните? Но тогда наша страна двигалась на всех парах в светлоебудущее. Нет-нет, в самом деле двигалась, это было еще при Сталине, тогда ещеверили и строили вполне искренне. Потом только говорили, что двигаются, хотяуже топтались на месте.

– А то и пятились, – согласился я. – Я просмотрелвыступление замминистра МВД у вас в Госдуме по поводу реформы правонарушений. Идискуссию, что за ним последовала… Что-то не понял ваших депутатов. Я сам, увы,демократ, но, простите, нельзя же до такой степени… Зам министра говорил оновых охранных системах, что позволяют вовремя подать сигнал в милицию, и тутже прибудет бригада быстрого реагирования на скоростных автомобилях.Представитель оборонного завода, что раньше выпускал сверхтяжелые танки, асейчас клепает кастрюли, предложил особо прочную дверь, которую не взломать…почти не взломать обычными методами. Она и толстая, как лобовая броня танка, изамок из десяти штырей, и открывается только хозяину квартиры, как раньшепоказывали только в фантастических фильмах… А вот эта милая женщина, директорзаповедника особо крупных собак, расписывала прелести этих сторожей, верных,преданных, надежных, что сумеют защитить хозяина и дома, и даже на прогулке…

Гусько сказал с удовольствием:

– А что? Я собак люблю. Жаль, не везде с ними пускают.

Я кивнул:

– Собаки, сверхпрочные двери и хитроумные замки,установка на охрану в милиции, еще советы вот того эксперта, которыйрассказывал, куда прятать деньги, ибо воры все равно взламывают и самыехитроумные замки и успевают обчистить до прибытия милиции, хоть сигнализация исработает… Люди, что вы говорите? Ведь вы – депутаты, избранники! Я слышу совсех сторон, что хозяин квартиры сам виноват, что не установил сверхпрочныедвери, замки, не поставил на сигнализацию, разболтал, что у него крупные деньгилежат в шкафу между стопками белья… виноват, что ходит гулять поздно, чтоотпускает дочь одну в школу… Люди, да хоть один из вас сказал, что и преступникхоть в чем-то виноват?..

Он молчал, смотрел ошарашенно. Я сказал устало:

– Когда Чингисхан завоевал огромные пространства, всеотметили, что купцы в завоеванных им странах, ставших огромной империей, сталиездить из конца в конец без охраны. Торговля сразу оживилась, сталарентабельной. И одинокая девушка могла пересечь ночью огромный город, и никтоне смел ее обидеть. Так если это сделал даже дикий Чингисхан, почему не сделаеммы?

Гусько пробормотал:

– Так то Чингис… А у нас кишка тонка. Мы ж демократы,мать их! Страна у нас дерьмократья, только мы, коммунисты, все еще люди. Да ещенационалисты, но у них партия дохленькая, грызливая, склочная. Или уже нет?

Он смотрел хитро, я отрезал:

– Да, страна у нас демократья, мы живем подемократическим принципам! Но с головами на плечах. Думаю, если предложу резкоужесточить наказание, это встретит поддержку вашей партии?

Он сказал с энтузиазмом:

– Еще бы!.. А если еще и сразу стрелять на поражение,чтобы разгрузить суды, то вы станете просто… я даже не знаю!

Он шутил, но глаза стали острыми, цепкими, а мозг заработал,я видел по разогреву его камня, в турборежиме.

– Намереваюсь, – сказал я осторожно, –сегодня же выступить с беспрецедентным заявлением. Как и при неудаче состроительством коммунизма пришлось откатиться на старые позиции, так и сюриспруденцией… Придется признать, что реальность совсем не такова, какойрисуем сами себе. Снова поставим на первое место безопасность законопослушныхграждан, на которых держится общество, а уж потом подумаем об удобствахпреступников, которые это общество разрушают. Так что стрелять на поражениенельзя, вы понимаете, но когда это будет случаться, то к сотрудникам милициипретензий не будет. И так до тех пор, пока преступников не останутся единицы.Тогда снова будем арестовывать со всеми церемониями и поклонами, а сажать вкамеры будем с исправными кондиционерами и на ресторанное питание.