– Так это же не поляки, – возразил я. Суставызатрещали, я потянулся, чувствуя тяжесть во всем теле, а когда-то же порхал,как бабочка, взял пиджак и набросил на плечи. – Пойдем, пойдем! А то тывсегда в норке.

Он с испугом и некоторой обреченностью посмотрел в окно, гдесолнечные лучи заливали двор растопленным золотом, попробуй выйди под этусмертоносную радиацию и вообще космос, но вздохнул и покорно пошел вслед замной к двери.

– Но ведет их почти та же «Солидарность», –сообщил он в приемной Ксении. Она с любопытством смотрела на обоих и, как мнепоказалось, дважды нажала коленом невидимую мне кнопку. – Это рабочие,господин президент. Они могут легко перейти грань дозволенного. Особенно когдапо дороге им раздали ящики с водкой.

– Установили, кто?

Он кивнул:

– Все заснято. Хоть как ни отворачивались, ни пряталиморды, но, при желании, можно отыскать всех.

– При желании, – ответил я горько. – Мы живемвообще без желаний, стремлений, хотений. Да и нельзя ничего – это же зажимдемократических свобод!

Он взглянул с любопытством:

– Вы заговорили тверже, господин президент.

– Это не я, – ответил я. – Это не язаговорил.

Сотрудники секретных служб почтительно вставали, я морщился,они тут же плюхались обратно, президент не любит, чтобы их замечали, это непредыдущий, который млел от счастья, когда его встречали чуть ли не земнымипоклонами.

На выходе начальник смены спросил испуганно:

– Выезд?

– Нет-нет, – успокоил я. – Посмотрим состены.

Он вздохнул с облегчением, на высокой Кремлевской стене нетак опасно, разве что какой-то маньяк сумеет пронести снайперскую винтовку вдом, а потом, открыв окно, попытается поймать меня в прицел, но все окна,выходящие на Красную площадь, положено держать закрытыми, и едва где-тоотворится, сразу привлекая внимание, туда будет нацелено с десяток стволов, ато и ракетная установка.

Воздух свежий, недавно прошел дождь, брусчатка блестит,серые затертые камни оволшебнились: красные, синие, желтые вкрапления стализаметными, некоторые булыжники вообще кажутся глыбами льда, где в глубиневморожены золотые самородки, изумруды и рубины всех цветов и оттенков, агаты имножество драгоценных камней.

По камням уже побежали муравьи, спеша прорыть между ниминовые норы, пока земля влажная, легко копаемая, надо расшириться, захватитьтерритории, новые участки корма, вытеснить соседей.

Я поднялся первым, отпихнув Карашахина, он все не могрешить, ему ли идти, прикрывая грудью президента, или же из почтительностипропустить впереди себя. Ветер подул в лицо сильнее, все-таки Кремлевская стеназащищает. Пространство между Покровским собором и почти до самого Историческогомузея заполнено гудящей толпой, а с той стороны упирается в здание ГУМа. Вразных концах площади гремят мегафоны, наконец с той стороны площадиостановился грузовик, весь в цветах российского флага, оттуда звучит музыка,напоминая детство, когда вот так же здесь проходили первомайские праздники…

– Ну и как вам это? – спросил Карашахин брезгливо.

– Да никак, – ответил я раздраженно. –Подождем, посмотрим.

На площади, разогретые водочкой, красноморденькие мужичкивсе веселее размахивали флагами. Грузовичок медленно протискивался в середину,наконец занял удобное место, остановился, музыка прервалась, послышалось мощноедыхание, затем сильный, хорошо поставленный голос:

– Дорогие друзья!.. Я не смогу назвать вас господами,господа сидят в Кремле и на наших шеях, пьют нашу кровь, но не рискну иназывать товарищами, не по дороге нам с некоторыми из товарищей… Друзья!.. Вотуже…

Морщась, я слушал бред про коррумпированное беспомощноеправительство, про разворованную страну, про бедный рабочий класс, что выброшенна улицы, голодает без работы, готов подаваться в криминальные структуры…

Карашахин сказал рядом нервно:

– Ага, так вас и ждут в криминальных структурах. Идите,идите…

– Не глумись над рабочим классом, – сказал яхмуро.

– Да какой же это рабочий класс? Рабочие все сейчас наработе, день-то не выходной!.. И время еще рабочее…

– Предусмотрено, – буркнул я.

– Меры?

– Адекватные меры, – уточнил я.

Он нервно поежился.

– Ох, что-то меня корежит. От гомосеков только подумаличиститься, и то сколько крику заранее!

– Надеюсь, – ответил я с неуверенностью, –обойдется без крови.

– А если нет?

– Тогда прольем. Их на земле семь миллиардов.

Оратор вошел в раж, уже не выкрикивал лозунги, а хрипел вмикрофон, едва не грыз его зубами. Но толпа орала восторженно, над головамивзлетали пустые банки из-под пива. На машину взобрался «человек из народа»,оратор протянул руку, помогая взобраться, белый лист затрепетал в высоковскинутой руке.

– Вот!.. Вот требования рабочих, что собрались здесь!..Мы выражаем мнение всего рабочего класса!.. К экономическим требованиямнаконец-то прибавились и политические!.. Наше терпение лопнуло!.. Мы требуемотставки правительства, изменения курса в сторону сближения с Западом!.. Толькотак получим богатые инвестиции…

– …и снова пропьем, – добавил Карашахин в тон.

Я тронул пуговицу под горлом и сказал негромко:

– Пора.

На площади не сразу обратили внимание, что из ворот Спасскойбашни вышло несколько человек министерского облика, то есть толстые, солидные,уверенные, хорошо одетые, все пошли на толпу уверенно, словно та не изчеловеческих тел, а из тумана, и как ни разогреты водочкой мужички, но никакойразгул демократии не успел и не сумел вытравить до конца нехороший страх передвластью, перед ними расступались, не пришлось даже останавливаться или проталкиваться.

Перед грузовичком стало понятно, что только один – власть,остальные не больше чем телохранители, а этот, который власть, быстро и ловковскочил на борт, небрежно отпихнул плечом говоруна, тот не осмелилсяпротивиться, я увидел розовое и всегда довольное лицо Шандырина.

Он вскинул руку, призывая к молчанию, лишний жест, и такгробовая тишина, в другой руке появился не лист, а целая стопка листков.

– Дорогие друзья, – сказал он. Обернулся,подмигнул предыдущему оратору, теперь хмурому и настороженному, сказал громко:– Как хорошо, что вы пришли!.. Я сам, знаете ли, из рабочих, семь лет протрубилза токарным станком, пока вечерний институт заканчивал, дорожными работамиподрабатывал, вагоны по ночам разгружал, чтобы жену и детей прокормить, так чтоя все ваши проблемы знаю. Мы рады сообщить вам, что самая главная вашапроблема, оказывается, разрешима. Да, разрешима прямо сегодня!.. Что у нас запресса, что вам не сообщили?.. А еще говорят, что у нас СМИ работает длянарода!.. Я примчался прямо из бюро занятости. Можете кричать «ура» и целоватьменя в задницу, разрешаю, но у нас великий праздник! Вот свеженькие данныетолько по Москве: острая недостача ста семидесяти тысяч рабочих всехспециальностей на заводы! На прокладку и ремонт дорог и метрополитена требуетсяеще двадцать пять тысяч… Я уж не говорю про частные фирмы, куда только настроительство требуется больше двухсот тысяч человек!.. Я уверен, что от васэти цифры скрывали!.. Вот мерзавцы!.. Сейчас я прочту подробнее, я уверен, чтовсе вы сломя голову ринетесь, чтобы захватить свободные вакансии… Хотя здесьвас около пяти тысяч, а только строительных рабочих требуется, как я ужеговорил, больше трехсот тысяч!..