– Я… я не могу, не могу, – сказал Эдвин, качая головой. – Клянусь, я даже не знал, что мои родители способны сделать такое со мной… нами. Не имел представления. Я имею в виду, даже если мои родители удерживают его, это может быть где угодно. Им принадлежит целый парк частных самолётов. Они легко могли бы отправить его в Нью-Йорк, Европу или Антарктиду! Даже если он всё ещё в Чикаго, как я узнаю где? У них здесь десятки объектов.

– Он здесь, в Чикаго, – сказал я. – В потайной камере. Я знаю, что прав. Иначе видение Кровопийцы не имело бы смысла.

– Грег, ты несёшь какую-то чепуху! – уверенно сказал Эдвин. – Какой Кровопийца? Какое видение?

– Потом всё объясню, – ответил я. – Просто скажи мне вот что: есть ли в каких-нибудь офисах или домах твоих родителей потайные комнаты? Подвал? Темница? Какая-то секретная тюрьма? Возможно, секретные ходы.

– Я не знаю…

– Знаешь, – настаивал я. – Думай, Эдвин! Может, вспомнишь карту-пропуск с красным орлом?

– Ну да, это логотип одной из компаний моих родителей, – сказал Эдвин, обхватив рукой подбородок. – Она находится в офисном здании в центре города, но…

Он внезапно замер, и его глаза расширились, как будто он только что проглотил свой собственный язык.

– О боги, – тихо произнёс Эдвин. – Здание «Хэнкок». Там целый этаж, о котором никто не знает. Секретный уровень между восемьдесят вторым и восемьдесят третьим этажами. Все думают, что в здании сто этажей, но на самом деле сто один. Я никогда не знал, зачем нужен потайной этаж, но, видимо, это правда. Иначе почему мои родители всегда скрывали это? Я вообще не должен был об этом знать, но мой дедушка всегда доверял мне больше, чем мой собственный папа. Он рассказал мне по секрету.

– Вот и всё, – сказал я, дрожащими голосом. – Мой папа там.

«Вот теперь, Грег, ты подобрался совсем близко. Пошли за ним».

Это был Кровопийца. Он как-то смог заговорить со мной через весь город. Может, прикоснувшись к мощному топору, я установил какую-то странную связь между нами, как в том старом фильме «Инопланетянин»?

– Как ты можешь быть уверен, что он всё ещё там? – спросил Эдвин. – Почему ты решил, что он ещё жив?

Почему-то мне казалось, что, если я скажу, что об этом мне рассказал магический топор во время психоделического видения, это будет звучать не очень убедительно.

– Не важно, – ответил я. – Но всё, что ты только что сказал мне, подтверждает мою догадку. Теперь всё обрело смысл и в точности соответствует тому, что мне рассказал Кровопийца. Теперь я должен пойти и освободить его.

– Нет, Грег, – сказал Эдвин. – Я должен сам всё проверить. Если ты пойдёшь в одиночку, это будет слишком опасно. Обещай мне, что подождёшь.

– Я не могу этого сделать, я уже слишком долго ждал.

– Грег, я не смогу защитить тебя там, – сказал Эдвин. – Из-за тебя начнётся война!

– Наверняка уже слишком поздно, чтобы что-то остановить, Эдвин, – сказал я. – И ты знаешь почему. Твои родители, чего бы они ни добивались, уже начали её.

– Нет, – сказал Эдвин, снова качая головой. – Нет, они не рискнули бы всем, чего так усердно добивались все эти годы.

– И всё же они это сделали, – ответил я. – И ты знаешь, что я прав. И что я не могу поступить иначе.

– Грег, не надо. Пожалуйста, поверь мне как другу. Это слишком опасно. Здесь слишком многое поставлено на карту, просто наберись терпения.

– Терпения у меня было слишком много, – ответил я. – В этом и был смысл видения. Я верю тебе, Эд. Я знаю, что ты прав. Это слишком опасно и вполне может обострить обстановку. Но папа не может больше ждать.

Но может быть, Эдвин прав? Может быть, ради спасения моего отца не стоило толкать эльфов и гномов на войну? Иногда общее значит больше, чем один человек.

«Новая война неизбежна. Она уже началась, и ты знаешь об этом. Если ты позволишь отцу умереть, то от этого будет вдвое больнее, когда всё начнётся».

– Да отстань ты, – сказал я Кровопийце.

Эдвин посмотрел на меня смущённо и обеспокоенно.

– Эй, ты пришёл ко мне… – начал было он.

– Прости, это не тебе, – ответил я. – Это… так сразу и не объяснишь. Но что изменится? В смысле, это твои родители, эльфы, похитили моего отца. Они даже сбрили его бороду.

Эдвин поморщился.

– Вот именно! – сказал я.

– Я знаю, – сказал Эдвин, дрожащим голосом. – Это невообразимо. Но это не отменяет того, что я сказал. Позволь мне найти другой способ, Грег.

«Он просто пытается задержать тебя, чтобы предупредить родителей».

Я проигнорировал Кровопийцу. Я не поверил на этот раз. Эдвин не мог знать. И даже если он как-то замешан в этом, почему он так легко помог мне вычислить точное место, где прячут отца?

«Потому что он заманивает тебя в ловушку, вот почему»!

– Грег, пообещай мне, что ты туда не пойдёшь, – сказал Эдвин.

– Я не могу дать такого обещания, – сказал я.

– Но почему?

Эдвин почти кричал, искренне переживая за мою безопасность.

Машина остановилась на светофоре в оживлённом движении на проспекте Милуоки. Я открыл дверь.

– Потому что я не хочу лгать тебе, – ответил я, выйдя из машины и направившись к ближайшей станции метро.

Эдвин не пошёл за мной. Свет загорелся, и его машина умчалась на северо-запад. Всё, на что я мог надеяться сейчас, это то, что он на самом деле не расскажет своим родителям об этом разговоре, как утверждал Кровопийца. Что это не ловушка. Иначе они будут нас ждать, и это, вероятно, будет означать верную смерть для меня, моего отца и всех, кто придёт со мной.

Зал собраний имени Досгруда Серебристого оказался большой комнатой, затерянной в запутанном лабиринте туннелей в Подземелье. Он был назван в честь древнего гнома Досгруда Серебристого: самого первого алдермана Совета. (Его можно было бы назвать президентом гномов, но власти и полномочий у него меньше, чем у президентов большинства стран. Сами понимаете – гномы.)

Данмор Бродобреец был ныне действующим олдерменом Совета. Зал собраний мог бы уместиться на половине «Солджер Филд» – огромного стадиона, где играли «Чикаго Беарз». Комната, стены которой были выложены из камня, была округлой, с несколькими рядами изящных каменных столов и стульев в центре. Десятки рядов сидений были встроены во внешние стены, окружая комнату амфитеатром. Здесь могли разместиться сто двадцать пять членов Совета плюс было ещё много дополнительных мест для Совета иностранных дел и публики (некоторые сессии Совета были открыты для всех, а другие только по приглашению).