По разговорам вижу, что Андрей Матвеич сдастся и уедет в Москву. Теперь, когда жизнь вошла в свою колею, ему, конечно, будет морально тяжело одному. Роман правильно рассчитал: отец привыкнет к нему с Мариной, и даже если не сразу уедет, все равно потом согласится. Одному несладко. Уж я-то знаю.

Хотя теперь у меня есть отец. Мы тоже встречаемся раз в неделю, куда-нибудь ходим, сидим в кафе, иногда к нам присоединяется Кристина. Правда, редко, отец говорит, ее мучает ужасный токсикоз, и она быстро устает. Я не расстраиваюсь. Хотя и приняла выбор отца, понять Кристину не могу.

К институту подхожу, нахохлившись от холода. Сейчас уже спокойней. Страхи немного улеглись, хотя я по-прежнему сторонюсь и Димы, и Марины. Впрочем, последнюю даже не вижу. После того, как она застала нас с Романом, я вообще не видела ее ни разу. Она перестала приходить в салон, а еще порвала с Глебом. Он был озадачен и расстроен. А я, если честно, выдохнула с облегчением. Да, наверное, моя вина в этом разрыве присутствует, но все равно стало проще. Глеб, впрочем, довольно быстро утешился. Влюбиться он не успел, а максимум что у них было – это детские обжимания. То есть так он их назвал, а что в его понимании детские, я не стала уточнять. Лучше мне этого не знать.

Роман говорит, что Марина успокоилась по нашему поводу, но отстранилась. Это неудивительно. Я, оказывается, ей не очень-то и нравилась, судя по брошенным тогда словам. Да, ребята, и правда, много со мной носятся, для них я почти сестра, а после смерти мамы они в какой-то степени чувствуют себя обязанными помогать. Потому и пристроили в салон, хотя ясно, что я там не очень-то нужна. Я им за это благодарна, и за нашу дружбу тоже. Но Марине, видимо, такая забота показалась чрезмерной. Еще я со своими попытками отвадить от нее братьев… В общем, неудивительно, что она меня недолюбливала. А теперь и вовсе…

Не к добру все эти мысли с утра – сталкиваюсь с Димой в фойе. Он, правда, только кивает, кинув взгляд исподлобья, я отвечаю тем же. На этом, слава богу, наши столкновения теперь и заканчиваются. Кажется, все успокоились. И я вместе с ними.

Вхожу в аудиторию и застываю: Гордеев сидит, а рядом с ним Карина, стоит, облокотившись на стол и демонстрируя свое декольте. Их лица как-то непозволительно близко, на губах девушки легкая улыбка. Так бы подошла сейчас, и головой ее об стол… На мое появление Гордеев поворачивает голову, Карина нехотя выпрямляется и идет на свое место. Хмурясь, прохожу к своей парте, бросив «здрасьте». Мужчина, щурясь, провожает меня взглядом. Аудитория начинает заполняться студентами, я специально утыкаюсь в телефон. Через минуту прилетает сообщение:

«Ты что, ежа проглотила?»

Очень смешно. Быстро отвечаю:

«Ага. А ты не утонул в декольте Карины случайно?»

Не удержавшись, бросаю на него взгляд. Он на мое сообщение приподнимает бровь, в уголках губ начинает играть улыбка.

«Ревнуешь, Злюка?» – пишет в ответ, а я готова задохнуться от возмущения. Глубоко вдыхаю и выдыхаю, но ответить ничего не успеваю, потому что приходит новое сообщение:

«Дурочка, я хочу только тебя».

И все мои ответы и негодования разлетаются в разные стороны. Да, это не признание в любви, но все же… Что-то возле. По крайней мере, для меня это очень важно.

«Мне не нравится, что она к тебе клеится», – пишу на это.

«А мне нравится, когда ты злишься», – получаю в ответ. Вот время идет, а он все такой же невыносимый.

Звенит звонок на пару, телефон приходится убрать, но настроение поднялось, так что постоянно ловлю себя на том, что пытаюсь скрыть улыбку.

После работы еду домой на трамвае – слишком холодно для прогулок, Рома должен скоро подъехать от отца, хочу успеть принять горячий душ, чтобы согреться. Совсем я легко сегодня оделась. Но во дворе меня ждет сюрприз, вижу стоящего у машины отца. Одного взгляда на него хватает, чтобы понять: что-то случилось.

– Пап, привет, – быстро подхожу. – Ты почему здесь?

– Не дозвонился, – говорит он в ответ, – приехал… Не знаю, еще к кому… Почему-то подумал о тебе… – он беспомощно на меня смотрит. – Кристина потеряла ребенка.

Внутри что-то обрывается, меня заполняет жалость к нему, к ним обоим. И к неродившемуся малышу тоже.

– Пап… – шепчу, не зная, что сказать, обнимаю его, он крепко обнимает в ответ. Отстранившись, сжимает губы.

– Замершая беременность. Сказали, скорее всего, из-за возраста. Сложно выносить. Оставили в больнице на операцию… Завтра должны выписать… А я так растерялся, не знаю, что и делать… К ней нельзя. Позвонил тебе, ты не отвечаешь.

Он начинает повторяться, я понимаю – это нервное.

– У меня на вибро, наверное, не слышала в трамвае. Пойдем ко мне, чего тут стоять.

Отец кивает и молча следует за мной. Он как-то вмиг осунулся, опустил плечи, голова склонена. Не идет – плетется. Хочется помочь, но я понимаю, что ничего не могу дать, кроме слов поддержки. Ну и возможности выговориться. Мы проходим в квартиру, быстро раздевшись, прохожу в комнату, говоря:

– Пап, иди на кухню, я сейчас.

Достаю из сумки телефон: пять пропущенных от отца. Хорошо, что догадался приехать. Быстро пишу Роме, что у меня папа и чтобы он не поднимался. Выглядываю в коридор: отец сидит за столом, глядя в пол. Подхожу к нему и обнимаю. Хочу как-то разделить с ним боль, забрать, чтобы ему стало легче, но не знаю, как.

Сажусь рядом, папа водит пальцем по узорам скатерти и говорит:

– Конечно, в этом ничего удивительного. Я понимаю. И все равно… Глупо прозвучит, но я чувствовал его присутствие. Понимаешь? – поднимает на меня глаза, я киваю, закусив губу. – Он был с нами, я его уже по-своему любил… А теперь его нет.

У меня глаза становятся на мокром месте, так что еще вопрос, кому тут нужно утешение.

– Пап… – сглатываю, борясь со слезами, но в итоге ничего не успеваю сказать, потому что слышу копошение у двери. Словно кто-то пытается открыть замок. Руки холодеют. Я же ему написала!

Отец тоже поднимает голову, глядя на меня.

– Ты не одна живешь? – спрашивает вдруг, а я словно возвращаюсь в прошлое, когда мы с Ромой стояли в квартире и неизбежно ждали появления Марины. Но ведь я ему написала! Написала! Почему он пришел?

– Аль, – слышу голос Романа, – а почему не заперто?

И через мгновенье он сам появляется в конце коридора, попадая на наше с отцом обозрение.

В руках у него пакеты с продуктами, и я понимаю, что он получил мое сообщение, уже выйдя из машины. И по всей видимости, не доставал из кармана телефон.

Смотрю на отца, тот, кажется, шокирован. Наконец переводит взгляд с Романа на меня и спрашивает:

– Что он тут делает?

Выдыхаю. Но Роман отвечает за меня: