Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я даже перевернулся на другой бок, и лишь звонок визофона пробудил окончательно.
Здания, где брат проводил эксперимент, больше не существовало. Его стерло с лица города, и даже не взрывом.
Пожалуй, так чисто и аккуратно не сносят здания даже опытные строители.
Многоэтажное здание попросту исчезло, будто выдранное чьей-то гигантской рукой из земли. Там, где оно когда-то находилось, остался лишь котлован подземной парковки с неровно обгрызенными краями стен.
Вокруг суетились какие-то люди, полицейские выставляли оцепление, журналисты уже совали свой нос и пытались узнать подробности, а толпы зевак и свидетелей радостно подкидывали им поводы для новостей. Кто-то рассказывал о необычном свечении, кто-то о взрыве, большинство местных жаловалось на выбитые стекла в окнах.
Впрочем, этот ущерб покроет моя фирма. Сейчас меня волновали не деньги, а то, что случилось с Ричардом.
– Это же не значит, что он умер? – озвучила мою мысль стоящая рядом Виола. – Тела ведь нет!
– А еще нет здания и трех человек охраны, которые находились внутри.
– Ну не могли же они раствориться. – В голосе девушки послышался всхлип.
Я обернулся и увидел дорожку слез, пробежавшую по щеке. Поддавшись мимолетному порыву, потянулся и стер их подушечками пальцев.
– Судя по тому, что я вижу, они как раз именно что испарились. Знать бы еще куда…
Ричард
Зачем я все это затеял? Перенес эксперимент на месяц? Спешил сломя голову?
Все просто.
Ради Герберта, чтобы дать ему шанс, отсрочить смерть и спасти брата.
На мысль меня натолкнула девушка-голограмма. Проснувшись через пару часов после того, как явился домой, я вдруг понял, с кого рисовали этот образ. Никакая это не модель, и шансы встретить ее вживую у меня равны нулю.
Леди Марджи Аббигайл Крайс – владелица Квартала удовольствий, удивительного упорства и воли женщина, чей портрет висел в музее Аластара Фокса в самой дальней экспозиции. Она была безусловно красивой, одна беда – умерла почти два века назад, прожив около ста тридцати пяти лет.
И секрет ее долгой жизни я знал только частично – зелье, которое она пила долгими годами. Мне было необходимо узнать его рецептуру, и пусть под рукой не найдется ни одного целителя, но я питал надежду на способности Виолы. В конце концов, зелье – это не живой объект, и если настроить и мотивировать девушку соответствующим образом, уверен, она могла бы его активировать/зарядить/замагичить, или как это по-правильному называется.
Именно стремление узнать рецепт заставило меня запустить машину, ввести дату почти в триста лет тому назад, чтобы вначале просто заглянуть в прошлое, а затем начать искать.
Что-то пошло не так с самого начала, я понял это буквально в первые секунды, когда расчетная потребляемая мощность установки выросла в десятки раз. На такое я совершенно не рассчитывал, да и предсказать подобное было попросту невозможно. Количество затрачиваемой энергии было колоссальным, и когда я надеялся, что сработают предохранители, – ничего не произошло. Отключить машину вручную тоже не получилось.
Словно цепная реакция, которую невозможно остановить, она наращивала мощь, пока все не завершилось ярчайшей вспышкой и звуком, будто разорвавшим меня на молекулы.
И вот сейчас, лежа на какой-то твердой поверхности, чувствуя спиной холод, я пытался открыть глаза, но не мог. В ушах была полнейшая тишина, будто кто-то в одно единое мгновение отключил органы слуха.
«Наверное, контузия. Или разорвало перепонки от перегруза», – подумалось мне за миг до того, как какие-то звуки все же начали возвращаться.
Кто-то похлопал меня по щекам и словно издалека сказал:
– А он везунчик. Еще никогда не видела, чтобы после такого выживали.
– После такого и не выживают, – заметил хмуро кто-то другой рядом. – Сумасшедший артефактор разнес на старости лет всю деревню. Камня на камне не осталось. Все к чертям выжжено. Даже вон… глаза этому… оплавило.
– К целителю нужно. – Первый голос тяжело вздохнул, а я дернулся, медленно приходя в себя.
Попытался потянуть руку к глазам, но ее остановили. Чья-то ладонь мягко перехватила мою и не позволила этого сделать.
– Вам нужно лежать, – посетовала женщина, теперь я точно знал, что этот голос со старческими заботливыми нотками принадлежит особе женского пола. – Вам повезло, что мы вас нашли.
– И потратили на вас запас заживляющих повязок, – пробурчал второй голос, мужской. – А еще два дня пути в столицу, потому что пришлось сворачивать с основной дороги.
– Тише, Бран, – укорила его женщина и обратилась уже ко мне. – Вы меня слышите? Говорить можете?
– Угу, – невнятно и хрипло издал я, понимая, что вокруг происходит нечто странное.
Язык людей вроде был понятен, но неуловимо отличался незнакомым диалектом. Не слышно шума коров, зато моя спина ощущала каждую кочку, которую с характерным скрипом ловили на дороге деревянные колеса телеги. А судя по всему, меня везли именно на ней, потому что ржание лошади я тоже слышал.
– Как вы себя чувствуете? Помните, что произошло?
– Отвратительно, – признался честно я, а следом соврал. – И нет, не помню.
– Ему, наверное, и память отшибло, – опять пробурчал мужчина. – Говорил же, не надо было подбирать. А теперь еще и к целителю везти. Кто оплатит его лечение? Я со своего кармана не собира…
– Бран! – одернула женщина. – Прекрати. Всевышний завещал помогать людям в беде. Мы не могли проехать мимо. Не обращайте внимания на моего мужа, он добрый человек, только иногда говорит много. Хотите воды?
К моим губам прислонили металлическую флягу, в которую я впился губами и сам не заметил, как осушил.
– Тише, тише, – успокоила мой пыл женщина, погладив по плечу. – Воды достаточно, не убежит. Зовут-то тебя как, везунчик?
– Р-ричард, – выдохнул, на ощупь хватая руку женщины, чтобы спросить. – Но я больше ничего не помню, кроме имени. Вы можете сказать, где я?
– О-о-о, – протянул Бран. – Может, его лучше не к целителю, а в лечебницу для душевнобольных? Вдруг он опасен и деревню спалил, а теперь нам лапшу на уши вешает про потерю памяти?
Женщина шикнула на него. Зато сразу стало понятно, кто в этой семье главный. Муж бурчит, но ничего против супруге сказать не может.
– Да ты посмотри на него. Кожа да кости. Какой опасен-то? Еще и слепой теперь. – В ее голосе сквозила жалость. – В Панеме ты, милый. Не помнишь разве?
Я нервно сглотнул, а горло, казалось, заново пересохло так сильно, что я был готов осушить еще одну флягу. Потому что Панема как такового не существовало уже много десятков лет после Второй Великой Войны.