Пал второй и третий. Зато четвертый повис на спине, душа. Незнакомец сразу оценил шансы – не выпутаться. Оттолкнулся от земли ногами и целенаправленно повалился на спину, держа перед собой меч так, чтобы согнутые в локтях руки плотно прижимались кистями к груди. В костях он был умже всех нападавших – при падении два острых локтя вонзились обидчику в межреберья. Странник откатился в сторону, не отпуская меча. Неприятель схватился за путавшийся плащ. Таинственный воин, плевав на слетевший капюшон, сделал молниеносное движение клинком – плащ распался.

– Я знал! – вскрикнул Хальван, ткнув в сражавшихся пальцем. – Я уж думал, мне показалось, а это и впрямь девка!

– Женщина? – Сабир, стоявший с Маатхасом чуть дальше остальных, нахмурился. Всмотрелся: ручки с расстояния казались совсем тонкими, хотя в костях девчонка крепка. Волосы светлые, не длиннее чем до лопаток. Скорее всего, северянка, безошибочно определил тан.

– На ней же нет доспеха, – ужаснулся Маатхас. – Совсем!

Точно, осознал Сабир. Черные штаны, кофта в обтяжку, с рукавами, едва прикрывавшими плечи.

– Пойдем, Сагромах, скоро все закончится.

Мужчины двинулись навстречу последним сражавшимся – незнакомке и троим неприятелям. Девица без промаха метнула нож в одного – откуда опять взялся нож? – рубанула, провернувшись, второго, вновь провернулась и добила уже известным ударом из-за спины, ножом под челюсть. Третий, тот самый, вместе с которым она прежде упала на землю, взметнулся и кинулся как раз в тот момент, пока женщина занималась предпоследним врагом. Увернуться успела, выпустив нож, но враг крепко задел – по левому плечу прямо под рукавом.

«Чтоб тебя! Это последний нож!»

Воспользовавшись мгновенным замешательством, нападавший мужчина выбил меч.

Женщина вступила врукопашную. Без меча не так сильна, но довольно гибкая дрянь, быстро сообразил мужчина. Ему почти удалось скрутить девчонку, но на помощь ей пришел здоровенный Раду, занося меч. Врагу пришлось отпустить девицу и отступить. Он мгновенно, взвесив ситуацию, переключился на громилу с мечом. Воспользовавшись случаем, Бану быстро схватила ближайший валявшийся нож, зашла врагу за спину и ударила под колено. Враг дрогнул, Бану приставила нож к его горлу, наваливаясь на плечи всем весом, заставляя окончательно пасть.

– Да кто ты такая, сука?!

Бану встретилась глазами с Раду, который замер напротив. Тот с пониманием кивнул.

– Рука Праматери, – рассекла горло, оттолкнула тело, упавшее навзничь лицом в землю.

Бойцы держались недалеко.

Бану дышала тяжело, глядя прямо перед собой. Напряжение росло с каждым мгновением, и белокурая голова неожиданно поникла. Кровавая Мать Сумерек, чтоб его… думала Бану. Стоит тут и смотрит, как все они, нашедшие себе зрелище на потеху в ее сражении. Можно подумать, она, Бансабира Изящная, актерка из балаганного театра или малолетняя девчонка, что сдает экзамены в Багровом храме, на которые собрались поглазеть бездельные горожане.

Праматерь, отчего же так страшно?!

Услышала незнакомый голос:

– Госпожа, вы удивительная воительница. – Сагромах Маатхас медленно двинулся вперед. – Как ваше имя?

Женщина молчала. Маатхас продолжил подступаться и говорить:

– Вы неоценимо помогли по меньшей мере двум из нас.

– Верно, – донесся голос Сабира Свирепого.

– Скажите, как вас зовут и отку…

Маатхас осекся и замер – женщина стальными клещами вцепилась в рукоять ножа. От глубокого разреза прямо под рукавом по фарфоровой коже стекали алые струйки, заливая с внешней стороны плеча черное пятно непонятной формы. Внезапно голова с косой до лопаток вздернулась, плечи гордо расправились. Разве не этого момента она ждала восемь лет? Разве не ради него вытерпела Гора?!

Хватка ослабла, нож, выскользнув, с тихим звуком коснулся земли. С дрожащих алебастровых пальцев падали вслед за клинком алые капли. Женщина обернулась. Изумрудные глаза без труда нашли высокого тана Сабира Яввуза. Он постарел, но в светлых волосах седины видно не было. На кистях больше шрамов. Морщины на лице гуще и глубже. Черты все те же – крупные, упрямые, волевые. Глаза серые, ясные, под кустистыми выцветшими бровями. За минувшие восемь лет в Багровом храме Бансабире ни разу не удалось полностью восстановить в памяти образ отца. Но сейчас, увидев, женщина поняла, что безошибочно узнала бы это лицо даже среди десяти тысяч похожих северян.

Смотрели друг на друга долго; Бану почти не моргала. Каждый из мужчин держал ведущую руку на рукояти клинка.

– Да она девчонка совсем, – донесся чей-то голос, выражая всеобщую мысль. И впрямь очень молодая, молча думали Яввуз и Маатхас.

Ясный, уверенный женский голос, немного ниже, чем можно было ожидать, спросил:

– Ты примешь меня назад, отец?

ЧТО?!

Мужчины, все как один, переглянулись. Еще бастард? Или водная? Да нет, у Сабира не было водных жен… Кто? Как?!

Только Русса и сам Сабир оцепенели, побелев. Женщина встала на одно колено, уперев в другое, выставленное вперед, здоровую руку; опустила голову.

– Я, Рука Праматери из Храма Даг, Бансабира Изящная, третий номер в сто девятом поколении Клинков Матери Сумерек, прошу тебя, Сабира Свирепого Яввуза, сына тана Бирхана и тану Бануни, позволить мне вернуться в семью, из которой вышла.

Маатхас недоверчиво воззрился на Яввуза-старшего. Русса пытался что-то выговорить, но связки не смыкались. Сабир Свирепый на трясущихся ногах сделал шаг и замер – не донесут, рухнет. Нет же, нет, надо двигаться.

– Ба… Ба… Бану? – наконец выговорил. Густые брови поднялись. – Бансабира? – И от этого слова горло стеснило каленым железом, а в груди, под камнем, дрогнуло вновь.

Да так, что камень сквозь пятки долетел до центра земли.

Сабир поднял дочь с колен. Смотрел, не отводя глаз. Ну точно – это ее лицо. Повзрослевшее, заострившееся, но ее. Наконец осторожно коснулся дочернего плеча, пальцами раздвинул края разреза на рукаве и приметил мелькнувшее под ним темное пятно. Посмотрел опять на дочь и с пониманием спросил:

– Багровый храм?

– Багровый храм. – К собственному удивлению, ответить удалось бесстрастно. Смотрела отцу прямо в глаза.

Сабир притянул дочь за то же плечо, прижал, возвышаясь. Силился взять себя в руки, но мужчины видели, как суровое лицо Свирепого Яввуза переменилось: резче сделалась складка промеж бровей, глаза затянуло влагой, отчего тан учащенно моргал, челюсти сомкнул так, что едва не заскрипели зубы. Поняв, насколько выдает лицо, тан перевел взгляд вниз, на затылок дочери.

– Я, – прохрипел, – думал, ты мертва. Я похоронил тебя, Бану.

– Я могу уйти и не напоминать о себе больше, если это нужно, – проговорила она ровно и тихо, чтобы слышал только Сабир. Но стоявший совсем близко Сагромах расслышал тоже.