– А следом, – заговорил Яввуз-старший, – погиб Доно-Ранбир. Он попал в опалу при дворе, когда пытался воздействовать на раману вмешаться в распри танов и завершить Бойню Двенадцати Красок. По дороге домой – шел, как и ты, дочка, вкривь и вкось из-за военного положения – убили и его.

Бансабира молча кивнула, с трудом подавив новую вспышку гнева на государей – уже два года она не могла уяснить, с какой стати раманы позволяют подданным громить свою же страну?!

– А остальные? Остальные таны как действуют?

– Кто-то постоянно выходит из игры и зализывает раны. Но надолго сохранять нейтралитет удавалось только северу до недавних времен, – объяснил тан Маатхас. – Во многом благодаря нашему союзу и еще тому, что Золотые Раггары у наших южных рубежей уже почти два года тоже держатся подальше от бойни. Но, как ни крути, когда в стране воюют повсюду, от сражений не спрячешься даже в самых крайних северных уголках. Если воевать не идешь ты, война приходит сама.

«Как и все женщины, война требует к себе внимания», – из воспоминания прозвучал голос Гора в голове Бану.

– Я искренне надеюсь, что все это закончится хотя бы к тому сроку, когда пятилетний Адар достигнет возраста, чтобы сидеть среди нас на подобных собраниях, – проговорил Отан, уперев одну руку в бедро, а другую вытянув от локтя на столе.

Бану нахмурилась, обернулась к отцу:

– Адар?

– Твой брат, – пояснил тан.

Бану ничуть не изменилась в лице.

– У тебя второй брак, отец?

– У меня был и третий. После смерти Эданы и, как я думал, твоей мне нужен был наследник. Я женился, она умерла почти сразу, от лихорадки. Потом женился в третий раз. Та женщина родила Адара, но, произведя его, тоже скончалась через несколько дней.

– Соболезную, – проговорила Бану.

– Праматерь и Акаб благосклонны к вам, раз вас не настигли подобные потери, – вполне искренне сказал Видарна.

Бану, отчасти раздражая собравшихся отсутствием хоть каких-то эмоций, ответила:

– Верно. Вокруг всего лишь умирали Клинки Богини или рабы, которые так и не получили вожделенного знака поверх клейма. В том числе и под моим командованием, просто потому что мой наставник находил это смешным.

– Ну, раз все поели, – громко сказал Сабир, обводя взглядом стол, – можно расходиться. В ближайшие дни прибудут оставшиеся командиры от двух армий, дождемся и продолжим обсуждение. Благослови Иллана и Акаб!

– Благослови Иллана и Акаб. – Мужчины поднялись. Бану осталась сидеть.

– Еще раз поздравляем с возвращением дочери, – напоследок выразил общую мысль Сагромах.

Наконец-то они втроем. Едва опустился полог за последним из прислужников, Сабир вспружинил со стула, подошел к дочери, рывком отодвинул ее сиденье. Навис, глядя прямо в лицо. Нет, третий сейчас лишний.

– Русса! – обратился, не оборачиваясь. – Поставить для Бану шатер недалеко от наших.

– Хорошо.

– Где ты была? – тихо спросил тан Сабир Свирепый.

– Я уже сказала. – Бану насторожилась. Должно быть, за столом наговорила лишнего. – Я…

– Где ты была, моя девочка? – спросил еще тише, потянул дочь за руку, понуждая встать, и прижал так крепко, как мог.

Бансабира опешила, а когда пришла в себя, обвила стан отца.

– Что с тобой было? Кого из богов мне благодарить, что ты вернулась? Почему сразу не дала знать, что жива? – Отстранился, поднял ее лицо за подбородок. В глазах тана блестели слезы. – Почему вернулась к отцу, который не смог тебя уберечь? И к брату, что не смог защитить?

– Отец, не гово…

– С тобой исчезла радость, Бансабира. Я часто думал – что было бы, будь моя девочка жива? Я бы воевал иначе, отчаяннее и яростнее повергал бы врагов, чтобы беречь ее. Я бы никогда не женился, зная, что есть та, кому я доверю свое кресло и весь клан. Когда смотрел на дочерей Тахбира, ловил себя на мысли, что они рядом не стоят с моей собственной. Ах да, с моей покойной дочерью – поначалу приходилось себя исправлять, потом привык. Я послал к лесу Цукхато шестнадцать отрядов, но мы так и не нашли твоего тела, чтобы погрести его согласно традиции в семейном склепе. Если бы не Русса, Тахбир, танаар и, как ни странно, Сагромах, я бы бросился грудью на меч.

Поцеловал в лоб и вновь сжал в объятиях. Сабир по-прежнему не отпускал здорового плеча дочери. Бансабира на этот раз зажала собственный рот и затряслась всем телом.

– Что такое, Бану?

– Ничего, – проговорила неразборчиво, с ресниц скатилось две капли.

– Когда ты сегодня сказала, что можешь уйти…

– Я почти не надеялась, что еще что-то значу для тебя, – отвела ладонь от губ.

– Глупенькая моя. – Сабир зарылся носом в волосах, когда-то давно так сладко пахнувших молоком. – Мой отец любил повторять, что дочери никогда не взрослеют. Правда ведь?

Вернулся Русса.

– Я все сделал. Не сильно быстро?

– Проходи, – позвала Бансабира, отстраняясь от отца. – Вы будете спрашивать одно и то же, и я не хочу говорить об этом дважды.

– Так у тебя в итоге третий ранг? – спросил Русса. Яввузы вновь сидели за столом, держа в руках бокалы с пивом. – Это хорошо, да?

Шиада, как им объяснить, как достаются номера в первой десятке? Бану хохотнула.

– Да, брат, хорошо. – Бану сидела, задрав одну согнутую в колене ногу выше стола. – Все номера выше пятого присуждаются в среднем раз в пятнадцать лет. Номера от третьего до первого составляют управление города, называются Руками Праматери и почти не знают себе равных.

– Так уж и не знают, – доброжелательно ухмыльнулся Русса.

– Хочешь проверить? – выстрелила изумрудными стрелами глаз, глянув искоса.

– Хочу! – Русса принял вызов. – Завтра утром, когда Рандоно уедет с вылазкой. Ты позволишь, отец?

– Ну, давайте глянем, – улыбнулся Сабир.

– Не боишься, что я тебя посрамлю?

– Так в себе уверена? – В голосе Руссы мелькнула тень обиды.

Бану захохотала в голос:

– А Праматерь знает толк в шутках! Никогда не думала, что придется признать, но, Русса, я училась у лучшего.

– Это он привил тебе страсть к высокомерию?

– Нет, – покачала головой, – Гор выжег мне клеймо раба, – кивнула в сторону татуировки, – а рабы не бывают высокомерными. Им говорят убить – они убивают; говорят предать – предают; упасть грудью на меч – падают; драить ночные горшки – драят; им скажут стихи сочинять – они сочинят, не бог весть какие, но сочинят; велят поменять веру – и они поверят даже в смерть после смерти. Клинки Богини умеют убеждать, они весьма изысканны в угрозах. Так что рабам нет шансов быть высокомерными или заносчивыми. Высокомерным человека делает сила. И чем труднее к ней путь, тем высокомернее человек.