Где-то в доме настойчиво подавал голос телефон. Барбара выглянула из ванной. Шапка пены упала с ее руки на дорогой иранский ковер. Барбара поспешно отступила внутрь и прислушалась. Возможно, звонивший передумает? Но телефон не замолкал.

— Малгожата! — крикнула Барбара. — Возьми телефон, я в ванной!

Варшава, кладбище в Повонзках, 18.36

«Ну! Возьми телефон! Возьми телефон, Барбара!» — кричал про себя Ежи. Возможно, ему это только казалось, но дышать становилось все труднее. Про заряд батареи Ежи старался не думать. Мигающий символ против воли вставал перед глазами. Что, если на второй звонок энергии уже не хватит? Ежи нечеловеческим усилием подавил новый приступ безумия и вновь принялся умолять: «Барбара, возьми трубку! Возьми трубку, дрянь!»

Варшава, предместье Кракова, 18.37

Малгожата с неудовольствием оторвалась от телевизора. Она обожала вечернее шоу.

Телефон Барбары лежал на тумбочке в прихожей. Малгожата взяла трубку в руки. Номер звонившего не определился. Девушка нажала на кнопку соединения.

— Алло?

В телефоне раздался чей-то крик. Малгожата, поморщившись, отодвинула трубку подальше, но тут голос звонившего оборвался. Малгожата осторожно поднесла телефон к уху. Он по-прежнему молчал. Девушка положила трубку обратно на столик и некоторое время постояла рядом. Так и не дождавшись повторного звонка, она вернулась в гостиную.

Барбара с обмотанным вокруг головы полотенцем вышла из ванной.

— Кто это был? — спросила она сестру.

— Понятия не имею. Кажется, звонок сорвался.

Варшава, кладбище в Повонзках, 18.38

Ежи смотрел на дисплей трубки. Вернее, думал, что он на него смотрит, потому что дисплей погас. Он раз за разом давил на кнопку включения, но тщетно: телефон умер окончательно. Почувствовав, что пелена безумия вновь собирается накрыть его с головой, Ежи, с трудом повернувшись в гробу, засунул руку под ремень брюк и пихнул телефон в промежность. Кажется, это самое теплое место у человека. Возможно, батарея отогреется настолько, что ее хватит на один звонок. Вопрос в том, как долго еще в его организме останутся теплые места. Чтобы вновь не соскользнуть в безумие, Ежи принялся считать. Он решил достать телефон после того, как сосчитает до трех тысяч. «Если, конечно, кислород не кончится раньше», — проскользнула предательская мысль. Отогнать ее стоило немалых усилий.

Варшава, кладбище в Повонзках, 19.23

До трех тысяч Ежи так и не досчитал. Прошептав «Две тысячи сто десять», он почувствовал, что дыхание становится хриплым. А ведь Барбаре нужно время, чтобы прислать людей. Ежи вытащил телефон. Нажать кнопку он решился не сразу. Если экран не засветится — это конец. Окончательный и бесповоротный. Экран вспыхнул, появилась заставка. Ежи прикусил губу. Нельзя радоваться раньше времени. Он дождался появления сети. Индикатор заряда предательски мигал. Ежи нажал кнопку, чтобы повторить последний набранный номер. Теперь оставалось ждать. Ждать и молиться, чтобы Барбара услышала звонок. Послышался гудок. Ежи прижал телефон к уху. Ответа не было. Гудок почему-то тоже не повторился. Внезапно вокруг вновь стало темно. Возможно, телефон перешел в режим энергосбережения. Ежи поднес его к глазам. Экран был темным. Ежи вновь нажал на кнопку вызова. Ничего не изменилось. Это означало только одно. Телефон умер. Теперь навсегда. Осознав это, мозг Ежи вновь скользнул в темноту.

Варшава, кладбище в Повонзках, 19.45

— Ты не можешь потише? — прошипел Лешек, окатив Войцеха негодующим взглядом.

Они огляделись по сторонам. Вокруг не было ни души. Что и не удивительно — в семь часов вечера кладбище закрывалось.

— Какая разница? — Войцех подобрал выпавшую из рук лопату. — Здесь все равно никого нет.

— Помолись, чтобы это было действительно так. Сколько раз говорил — надо идти ночью.

Войцех промолчал. Ничто на свете не могло заставить его прийти на кладбище ночью. Даже перстень за тысячу евро, который они намеревались снять с примеченного покойника. Свет еще не видел столь противоречивой натуры. Войцех очень боялся мертвецов и искренне верил, что после полуночи они могут оживать. Впрочем, эта вера не мешала ему разрывать могилы, если только подобная операция происходила в урочное время. Конечно, страх никуда не пропадал, но жажда легкой наживы была сильнее.

Свежее захоронение они нашли без труда. Лешек попробовал землю острием лопаты и одобрительно кивнул.

— Парни не слишком старались. Земля рыхлая, раскидаем быстро.

Он начал аккуратно складывать в сторону многочисленные венки, тщательно запоминая их расположение на могиле. Никто не должен был заподозрить, что покойника хоронили дважды. Именно благодаря такому вниманию к мелочам до сих пор они ни разу не попадались.

Войцех стоял поодаль. Лешек протянул ему очередной венок.

— Возьми себя в руки и займись делом.

Войцех вздохнул и принял венок. Лешек прав. Ему пора становиться мужчиной.

Варшава, кладбище в Повонзках, 20.00

— Не бросай далеко! — одернул Войцеха Лешек. — Потом не соберем.

— Спустись — и рой сам, — огрызнулся тот, выкидывая из ямы очередную лопату земли.

— Согласен. Но тогда ты откроешь гроб и облегчишь покойника. Идет?

Войцех промолчал. Он в сердцах воткнул лопату в грунт и почувствовал, как лезвие впилось в крышку гроба. Кажется, его часть работы подходила к концу.

Ежи вновь пришел в себя от какого-то звука. Он не понял, что это было, и попытался прислушаться. Наверху, совсем близко, что-то зашуршало, а потом мужской голос явственно сказал:

— Очисти крышку — и можешь подниматься.

Смысл фразы не сразу дошел до Ежи, но смысл был не главным.

«Люди! Здесь люди! Барбара поняла, что это был мой звонок!»

Он с силой ударил по крышке гроба и заорал:

— Я здесь! Я здесь!

Войцех опомнился от того, что Лешек отвесил ему пощечину.

— Эй! Приди в себя!

Войцех схватился за щеку.

— Не надо. Все.

— Точно все?

Убедившись,