— А что мне еще остается? — Константин слабо улыбнулся. — Цепляюсь за работу и Аню Шепелеву. Она — психолог, занимается по большей части детьми, но иногда уделяет свободную минуту и мне. Случайно с ней познакомились, сидели за одним столом за обедом. Так и разговорились, она сама обратилась ко мне. Оказывается, тоже потеряла на Адмиралтейской маму и обоих братьев. Она толковая. Если тебе вдруг понадобится помощь…

Дмитрий отрицательно покачал головой. Вскоре он покинул кабинет Константина, попросив его пока что сохранить их разговор в тайне. Нужно было все продумать, понять, каким образом можно незаметно провернуть столь сложное дело. Среди незаметных у Дмитрия был лишь один знакомый, но даже он в данном случае был совершенно бесполезен. Если бы Эрик только мог «спрятать» от «костяных» их всех…

Мысли Лескова переметнулись к Альберту: интересно, если врач сумел усилить его, Дмитрия, способности, смог бы он проделать нечто подобное и со способностями Фостера. «Отзеркалить» или что-то в этом роде? Однако на деле Дмитрий сомневался, что Вайнштейну такое под силу. Конечно, стоило попробовать, так сказать, потренироваться в спокойной обстановке, вот только Лесков не обольщался на этот счет. Альберт работал с энергетикой, но никак не с определенными способностями. Например, в случае усиления телекинеза той же Вики, Вайнштейн, к огромному сожалению Дмитрия, оказался бессилен.

Когда Лесков вернулся в свой кабинет, он немедленно вызвал к себе Альберта и Эрика. Хотелось сразу проверить свою теорию, чтобы не тешить себя наивными иллюзиями.

Само собой, Фостер заявился первым. В отличие от Вайнштейна он не был обременен какими-то полезными для общества делами, поэтому жил исключительно в свое удовольствие. Выбравшись из карцера, он наконец перестал третировать доктора и занимал себя либо бесцельным шатанием по городу, либо чтением предоставленных ему книг.

За последнее время Эрик заметно похорошел. Имея возможность нормально питаться, спать и мыться, из заросшего худощавого бомжа, Фостер быстро превратился в первого красавца Спасской. И пусть местные жители его по-прежнему ненавидели, он не мог не чувствовать на себе любопытные взгляды девушек. Некоторые из местных красавиц даже изредка отвечали на его обращения к ним. Например, Оксана или, как ее еще называли прежде, Алюминиевая Королева.

Несмотря на то, что теперь ее звали Наташей, она изменила прическу, а могила с ее прежней жизнью находилась на Новодевичьем кладбище, Эрик не мог не узнать ее лица. Правда, пока что эта девушка разговаривала с ним исключительно пренебрежительно.

— Вы меня звали? — произнес наемник, заходя в кабинет Дмитрия. В отличие от большинства других посетителей, Эрик любил здесь находиться. Это место напоминало ему о его прежней жизни, когда можно было расслабиться в удобном кресле с чашкой кофе в руках. Даже запахи этой комнаты хранили аромат дороговизны: кожи, дерева, молотых кофейных зерен.

Лесков молча указал Фостеру на свободное кресло напротив, после чего, дождавшись, когда гость займет предложенное место, ответил:

— Для начала мне следует поблагодарить вас.

— Меня? — Эрик удивленно вскинул брови. — И за что же это?

— За то, что вы наконец перестали утомлять меня своими выходками. Жалобы на вас прекратились.

— Какая замечательная новость! — фальшиво обрадовался Фостер. — Надеюсь, перспектива вновь оказаться в карцере для меня теперь будет более размытой. Чем я могу вас еще порадовать? Предложить уроки английского обездоленным детям? Посетить очередной примирительный ужин? Или прострелить висок какому-нибудь вашему недругу?

— Может, и впрямь отправить вас обучать английскому местное население? — насмешливо ответил Лесков. — Не детей, но, скажем, солдат.

— Солдат? Нет уж спасибо-пожалуйста, они меня ненавидят. Если пятерых я еще смог уложить, но целую группу… Можно рассмотреть следующее предложение?

— Не вы ли недавно жаловались мне, что вам скучно?

— Да, но не настолько, чтобы я бросился преподавать. Учительский труд вообще неблагодарная работа. Это мало того, что сложно, так еще и плохо оплачивается. Как говорите вы, русские, на труды праведные не украдешь на виллу каменную.

Бровь Лескова нервно дернулась, когда он услышал очередной народный афоризм в интерпретации Фостера.

— На труды праведные не наживешь палаты каменные, — Дмитрий все же не удержался, чтобы не поправить его. — Прекратите уже уродовать наши пословицы.

— Я не уродую, а придаю им хоть какой-нибудь смысл. Если вся мечта русского народа ограничивается походной палаткой, то я этих идей не разделяю. Что у вас вообще за пословицы такие: «яблоко от яблони недалеко падает». Понятно же, что яблоко падает рядом с деревом. Это же не шатл! Или еще веселее: от «осинки не родятся апельсинки». Само собой, у ос рождаются осы. Причем здесь апельсины? Или еще вот это…

В какой-то момент Лесков утонул в море изуродованных и неверно интерпретированных пословицах, а Эрик все никак не мог угомониться.

— И это только в той маленькой книжке, — завершил свое выступление Фостер. — А ведь я нашел еще одну, побольше!

— Не вздумайте ее читать! — не выдержал Лесков.

Благо, появление в кабинете Альберта Вайнштейна заставило Эрика наконец-то умолкнуть. Он с любопытством уставился на врача, который при виде Фостера замер на пороге, прикидывая, стоит ли ему входить. Затем, Альберт все же пересилил себя и прошел в комнату.

— Извини, что заставил ждать, — произнес Вайнштейн, обратившись к Лескову. Обменявшись с Дмитрием рукопожатиями, врач опустился в кресло рядом с Эриком, делая вид, что совершенно того не замечает. — Итак, о чем ты хотел со мной поговорить?

— О твоих способностях, — ответил Дмитрий, бросив на Фостера предупреждающий взгляд, мол, только попробуй спровоцировать Вайнштейна. В ответ Эрик лишь широко улыбнулся, словно актер в рекламе очередной зубной пасты.

«Не нервничайте, товарищ Ленин, я буду паинькой. Партия останется довольна»,

— подумал он.

Однако, заметив эту улыбку, «партия» немедленно помрачнела и произнесла:

— А мы не могли бы поговорить наедине? — нахмурился Альберт. — Без этого?

— Ой, не успел зайти, и уже разнылся, — протянул Эрик, весело ухмыляясь. — Ты что, до сих пор злишься за приправу, которую я шутки ради добавил в твой суп? Я же уже отбыл свое наказание. Мне было очень плохо и одиноко в карцере, и я безмерно страдал. Так что успокойся, ты отомщен. И вообще, ты же «энергетик», должен был уже расчувствоваться и простить. Вы же так не любите грустные и напряженные ситуации.

— Фостер, еще одно слово, и следующие два часа вы проведете, считая себя фламинго, — угрожающе тихо произнес Лесков.

Эти слова подействовали — стоять на одной ноге два часа посреди станции Эрику не улыбалось, поэтому он немедленно умолк.

— Так что там насчет моих способностей? — хмуро поинтересовался Альберт.