– Ага. Но!.. Но зачем ей было убивать себя? И раздеваться догола зачем? Взяла бы просто подбросила тебе наркотики. Вышла бы из подъезда и вызвала милицию, указав точное место. Тебя бы взяли как миленького. Здесь скорее... Здесь скорее похоже на месть.

– Месть?! И кому же ей было мстить, если меня она видела впервые?! – Гольцов оторопело вытаращился на нее. – Мне кажется, что мы с этим криминалом совсем с тобой свихнемся скоро.

– Подожди, Дим, не тарахти! – одернула его Лия и надолго задумалась.

Гольцов затих на какое-то время, неотрывно наблюдая за тем, как она морщит аккуратные бровки. Потом встал из-за стола, прошелся по кухне и вдруг полез в холодильник. Рылся там, рылся. Вытащил кусок оставшегося от ужина сыра и принялся нарезать его на доске мелкими кубиками. Потом начал поочередно открывать и закрывать шкафы. Нашел бутылку красного вина. Два бокала. И засуетился со штопором.

– Чего это ты вдруг? – Лия покосилась на него.

– Мозги совсем поплыли. Хочу немного простимулировать мыслительную активность, – пояснил он с виноватой улыбкой. – А ты против?

– Да нет... Слушай, Дим. А в ходе следствия выяснилось, к кому она все же прибыла в тот вечер? – не давала ей покоя погибшая наркоманка, хоть убей.

– Не-а. Опрашивали, говорят, всех. Правда, верится мне с трудом. Кому нужно колыхаться ради обколовшейся наркоманки? Вообще-то копошиться начали лишь в той связи, что она преставилась в моей постели. А коли на лестнице померла бы, вряд ли кто и дело начал заводить. Обкололась и обкололась. Днем раньше, днем позже. Ты согласна со мной?

– На все сто! – возразить ему было сложно, но Лия снова упрямо стояла на своем. – Но она же не могла просто так сидеть именно в этом подъезде, именно на этой лестничной клетке. Как, кстати, она попала в подъезд? У нас же кодовый замок. Консьерж опять-таки! Их опрашивали?

– Наверное. – Гольцов равнодушно пожал плечами, все это уже было, было, было сотню раз: и вопросы, и предположения, и версии. – Мне же не докладывали о результатах их показаний. Хотя, думаю, все происходило много проще. Шальная наркоманка с приличным стажем, а так оно и было, кстати, забрела в подъезд погреться. Тут холостой скучающий бизнесмен подвернулся. Пригласил ее к себе, собравшись весело провести время...

– А ты собирался? – презрительно скривила губы Лия; нет, она никогда не научится понимать мужчин, во всяком случае, большую их половину.

– Собирался! – честно признался Гольцов. – Хороша была, чертовка! Я завелся, понимаешь!

– Нет, не понимаю. Не понимаю и никогда не пойму, как можно тащить в свою постель первую встречную девку! – Она не хотела читать ему нотаций, но получалось именно так. – Видишь, чем все это обернулось... Ладно, я не твоя мама, чтобы воспитывать! Так и не выяснили, к кому и как она в этот подъезд зашла?

– Кажется, нет. – Гольцов пригубил вина и бросил в рот сырный кубик. – Выпей, малыш, сними напряжение. День у нас сегодня...

Лия послушно приняла из его рук бокал с вином, пригубила и поставила на стол, не переставая размышлять вслух.

– Ладно, не стали они копать глубоко, делая скидку на то, что она конченая. Но почему тогда тебя так долго в тюрьме продержали?! Игося мне шептал, что ты сам не хотел оттуда выбираться, что будто бы были какие-то большие ребята... И что они вроде начали проявлять пристальное внимание и все такое... Это как расценивать?

– Вот об этом мне ничего не известно. Меня держали там ровно столько, сколько кому-то было нужно.

– Кому?!

– Не знаю! Наверное, тому же, кто сегодня устроил мне встречу с Мартой, – снова помрачнел Гольцов, вспомнив о сегодняшнем сюрпризе. – Ничего не понимаю!!! Ничего!!! Ладно, раньше могло все это случиться. Раньше я был на виду. Пер напролом в бизнесе. Сейчас-то... Унаследованные миллионы кому-то покоя не дают?!

– Это все глупым кажется, Дим, – возразила Лия, и вдруг задала ему вопрос, который поверг его в шок: – Твоя Марта тебе изменяла?

– Марта?! Мне?! – первые пять минут он даже не мог собраться с мыслями, чтобы ей ответить. – Марта! Мне изменяла? Да чушь!!! Она сама настаивала на свадьбе... Опять же... Плакала так, когда меня забирали.

Плакать-то плакала – принялись тут же красться из потаенных углов противные мысли, – а потом видеть не захотела. Пускай отец ее был против, пускай против их союза было настроено пресловутое высшее общество, но она же... Она же всегда говорила, что любит его!

Любить и не желать увидеть?! Это, простите, нонсенс, господа! Он ведь так об этом весь год и думал. Потом уже, когда увлекся своей красивой соседкой, оставил эти мысли в покое. Но первое время... Первое время просто с ума сходил от ревности. И думал, конечно же, думал, что у нее кто-то есть. И если не был раньше, то за то время, что он сидел, непременно появился.

– Так изменяла или нет? – поторопила с ответом Лия нахмурившегося Гольцова.

Тот молчал неприлично долго, спрятавшись за бокалом вина. Потом допил его одним глотком и выдохнул с горечью:

– Я не знаю, малыш! По сути, я ничего не знал о том, как она проводила время, когда я работал. А работал я почти всегда. Ты знаешь... – Он поставил пустой бокал в раковину, снова повернулся к ней и усмехнулся невесело. – У меня даже подозрение закралось в тот вечер в ресторане... Что ее отец оставил все свое состояние мне только из-за этого! Только из-за того, что я безвинно пострадал по вине его дочери. Ну, а он, как водится, добавил под занавес, выставив меня за дверь. Черт их разберет! Семейка... Кто же все-таки изувечил Марту? И почему она вдруг вздумала дожидаться меня в моей постели, да еще и голой? Чертова баба!!!

Об этом и многом другом они проговорили почти до самого утра. Улеглись прямо в одежде, прямо поверх покрывала на ее постели. И, обнявшись, проговорили, забыв о времени. Сначала про Марту, потом про него. Затем про Саньку и Тишакова. Сумеет ли тот разобраться с этими убийствами, или им самим придется заниматься и этим тоже? А вдруг история с Мартой сможет как-то ограничить Гольцова в передвижениях? А что?! Возьмут с него подписку о невыезде, будет им тогда Сытниково и все остальное...

Говорили, возражали и еще надеялись, крепко обнявшись и уткнувшись друг в друга лбами.

Лия потом еще чувствовала сквозь сонное забытье, как Димка тянет из-под нее покрывало и укутывает ее и еще ворчит, что у нее вечно холодные ноги. Но ни рукой, ни ногой шевельнуть уже не могла. Сил не было.

Уснула внезапно, как провалилась в глубокую черную яму.

И так же внезапно проснулась.

Проснулась от холода и ощущения чего-то нехорошего. Начала вспоминать и про Саньку, и про Марту, и тут же застонала, переворачиваясь. Перевернулась на другой бок и опешила.

Господи! Димки не было! На кровати не было рядом с ней. И она была уверена, нет и в квартире. Она почувствовала это сразу. Куда он мог деться?!