Я украдкой покосился на диван. Ольги вкабинете не было, но вот пустая бутылка из-под шампанского и два бокала стоялина полу.

— Не знаю. Я не убивал Темных… этих Темных. Выже знаете.

— Знаю.

— Но доказать этого не могу.

— По моим расчетам — у нас два-три дня, —сказал шеф. — Потом Дневной Дозор предъявит тебе обвинение.

— Организовать фальшивое алиби несложно.

— И ты на это согласен? — заинтересовалсяБорис Игнатьевич.

— Нет, конечно. Я могу задать один вопрос?

— Можешь.

— Откуда все эти данные? Откуда снимки ивидеозаписи?

Шеф мгновение помолчал:

— Так я и думал… Ты ведь смотрел и мое досье,Антон. Оно менее бесцеремонно?

— Нет, пожалуй. Потому я и спрашиваю. Почемувы позволяете собирать подобную информацию?

— Я не могу это запретить. Контрольосуществляет Инквизиция.

Дурацкий вопрос: «а она действительносуществует?» — я сумел удержать на языке. Но, наверное, мое лицо былодостаточно выразительным.

Шеф еще минуту смотрел на меня, будто ожидаявопросов, потом продолжил:

— Вот что, Антон. С этого момента ты не долженоставаться один. Разве что в туалет можешь сходить самостоятельно, а в другоевремя — два-три свидетеля рядом. Есть надежда, что произойдет еще одноубийство.

— Если меня действительно подставляют, тоубийства не случится, пока я не окажусь без алиби.

— А ты окажешься, — шеф усмехнулся. — Несчитай меня старым дураком.

Я кивнул, еще неуверенно, не понимая до конца.

— Ольга…

Дверь в стене, которую я всегда считал дверьюшкафа, открылась. Вошла Ольга, поправляя волосы, улыбаясь. Джинсы и блузкаобтягивали ее тело особенно туго, как бывает только после горячего душа. За ееспиной я заметил огромную ванную с джакузи, панорамное окно во всю стену —наверняка односторонне прозрачное.

— Оля, справишься? — поинтересовался шеф.

Имелось в виду что-то, о чем они ужепоговорили.

— Сама? Нет.

— Я о другом.

— Справлюсь, конечно.

— Становитесь спина к спине, — велел шеф.

Спорить у меня желания не было. Хотя изасосало под ложечкой: я понял, что произойдет что-то очень серьезное.

— И откройтесь оба, — потребовал БорисИгнатьевич.

Я прикрыл глаза, расслабился. Спина Ольги былагорячая и влажная, даже сквозь блузку. Странное ощущение, стоять, касаясьженщины, только что занимавшейся любовью… любовью — не с тобой.

Нет, у меня к ней не было ни малейшейвлюбленности. Может быть, потому, что я помнил ее в нечеловеческом виде, можетбыть, потому, что мы очень быстро перешли к отношениям друзей и партнеров.Может быть, из-за столетий, разделивших наше рождение: что значит молодое тело,когда ты видишь пыль столетий на чужих глазах. Мы остались именно друзьями, неболее.

Но стоять рядом с женщиной, чье тело ещепомнит чужие ласки, прижиматься к ней — странное ощущение…

— Начали… — сказал шеф, может быть, излишнерезко.

И произнес несколько слов, смысл которых я непонимал, слов на древнем языке, звучащем над миром тысячи лет назад… Полет.

Это и впрямь полет: будто земля ушла из-подног, будто тело утратило вес. Оргазм в невесомости, доза ЛСД прямо в кровь,электроды в подкорковые центры удовольствия…

Меня затопило волной столь безумной и чистой,ничем не оправданной радости, что мир померк. Я упал бы, но сила, бьющая изподнятых рук шефа, держала меня и Ольгу на невидимых ниточках, заставлялаизгибаться, прижиматься друг к другу. А потом ниточки перепутались.

* * *

— Ты уж извини, Антон, — сказал БорисИгнатьевич. — Но у нас не было времени на колебания и объяснения.

Я молчал. Тупо, оглушено молчал, сидя на полуи глядя на свои руки: на тонкие пальцы с двумя серебряными кольцами, на ноги —стройные длинные ноги, еще влажные после ванны и облепленные слишком тугимиджинсами, в ярких бело-голубых кроссовках на маленьких ступнях.

— Это ненадолго, — сказал шеф.

— Какого… — Я хотел выругаться, я дернулся,вскакивая с пола, но замолчал при первых же звуках своего голоса. Грудного,мягкого, женского голоса.

— Антон, — спокойно. — Молодой мужчина,стоящий рядом, протянул руку и помог мне подняться.

Пожалуй, без этого я бы упал. Центр тяжестисовершенно изменился. Я стал ниже ростом, мир виделся совсем по-другому…

— Ольга? — спросил я, глядя в свое бывшеелицо.

Моя партнерша, а теперь еще и обитатель моеготела, кивнула. Растерянно глядя в ее… в свое… лицо, я заметил, что плоховатовыбрился утром. И что на лбу у меня назревает мелкий красный прыщик, достойныйподростка в пубертатном возрасте.

— Антон, спокойно. Я тоже первый раз меняюпол.

Почему-то я ей поверил. Несмотря на свойвозраст, Ольга могла никогда не попадать в столь щекотливую ситуацию.

— Освоился? — спросил шеф. Я все ещеразглядывал себя, то поднимая к лицу руки, то ловя отражение в стеклах стеллажей.

— Пошли. — Ольга потянула меня за руку. —Борис, минутку… — Движения были столь же неуверенны, как и мои. Даже более. —Свет и Тьма, да как вы, мужики, ходите? — внезапно воскликнула она.

Вот тогда я захохотал, осознав ирониюпроизошедшего. Меня, объект провокации Темных, спрятали, укрыв в женском теле!В теле любовницы шефа, древней, как собор Парижской Богоматери!

Ольга буквально впихнула меня в ванную — яневольно порадовался собственной силе, нагнула над джакузи. И пустила в лицострую холодной воды из душа, заранее заботливо приготовленного, лежащего нанежно-розовом фаянсе.

Отфыркиваясь, я вырвался из ее рук. Едваподавил желание залепить Ольге — или все-таки себе самому? — пощечину. Похоже,моторные навыки чужого тела начинали просыпаться.

— У меня не истерика, — зло сказал я. — Этодействительно смешно.