что видел его в интернете, в документальном фильме, который смотрел несколько лет тому назад в Дели. Фильм этот Кришан пересматривал раза два или три и потом еще несколько месяцев не мог выкинуть из головы; Кришан нашел его на Ютьюбе в ту пору, когда ему не давала покоя прочитанная недавно история Куттимани, в ту пору, когда его внимание привлекали не столько травмы конца войны, сколько чаяния ее начала. Фильм, названия которого Кришан уже не помнил, длился не более часа, и хотя сняла его режиссер то ли из Дании, то ли из Норвегии, не разберешь, то ли еще из какой североевропейской страны, в нем не было ни фальшивого добродушия, свойственного многим европейским и в особенности британским документальным фильмам о насилии и страдании в бывших колониях, ни праведности и всезнайства, так легко возникающих в подобных материалах. Сюжет фильма строился на жизни двадцатичетырехлетней Дхаршики, Кришан живо ее запомнил, на момент съемок она была активной участницей «Черных тигров», элитарного подразделения ТОТИ. «Черных тигров» боялись как никого: они тщательно и дотошно готовили и совершали теракты — от убийств политических деятелей и взрывов в общественных местах до небольших, но разрушительных атак на правительственные войска и военно-морские базы; наблюдая за тем, как Дхаршика говорит и как держится в фильме, Кришан с предельной ясностью видел в ней нечто такое, что роднило ее с элитарным подразделением террористов-смертников. В некотором смысле эта роль была предначертана ей свыше, и не только потому что Дхаршика была поразительная красавица (точеные, почти величественные черты, сияющая смуглая кожа), но и из-за проницательного строгого взгляда, уверенности в осанке, убежденности в голосе, когда она рассуждала о зверствах ланкийских властей и своей готовности сражаться и умереть, защищая народ. Таких, как она, некогда были тысячи, но, слушая ее рассказ, Кришан невольно задавался вопросом, откуда она взялась, как стала такой, какой стала, какие жизненные события, какие личные склонности направили ее на путь, столь отличный от того, который выбирают ее ровесники и ровесницы, путь, очевидно ведущий к смерти, а следовательно, и полному исчезновению сознания, однако она тем не менее шла этим путем с такою легкостью и спокойствием, точно ей не терпелось скорее дойти до конца.

По словам ее матери — с дочерью они не были близки, и эта тема, насколько запомнил Кришан, в фильме была одной из центральных, — когда разразилась война, Дхаршике было всего два года. Их семья обитала в Джаффне и с первых же дней очутилась в гуще боев, так что самые обычные бытовые заботы для них были сопряжены с большим риском, стычки между правительственными войсками и «Тиграми» вспыхивали так внезапно, что родным Дхаршики зачастую приходилось, бросив дела, мчаться в укрытие. Даже если сражений не было, солдаты все время патрулировали деревни и под предлогом досмотра на блокпостах лапали девушек и женщин, из-за чего те старались не выходить из дома. В детстве Дхаршика была очень привязана к старику-священнику из соседней церкви, рассказывала перед камерой ее мать, во время молитв и богослужений старалась усесться поближе к нему, а если он в чем-то нуждался, всегда старалась помочь. Дхаршика с детства решила, что станет монахиней, печально добавила ее мать, посвятит жизнь Деве Марии. В следующем эпизоде Дхаршика стоит перед руинами разбомбленной церкви, авторы фильма, очевидно, спрашивают ее об этой забытой поре ее детства, и Дхаршика пространно рассказывает о том, что, навидавшись зверств, поменяла планы — в частности, вспоминает случай, как военные во время боев вели по церкви артиллерийский огонь, несмотря на то, что в ней прятались мирные жители, и потом внутри храма рядом с упавшим крестом высились горы трупов. Дхаршика нервничала, рассказывая об этом, но все же владела собой, лишь изредка ладонью смахивала слезу, точно отгоняя муху, а после заговорила о том, что христианство-де учит «подставить другую щеку», но если Бог радеет о справедливости, как же Он допустил, чтобы в Его доме творилось такое? Из-за этих-то соображений Дхаршика обратилась от Бога к «Тиграм», к их Верховному главнокомандующему, но примечательно, что новое увлечение не заставило ее отвернуться от Девы Марии, Дхаршика по-прежнему при первой возможности заходит в старую церковь, о чем буднично рассказала авторам фильма, подолгу просиживает перед уцелевшей одинокой статуей Богородицы и часами изливает Ей душу.

Несомненно, на решение девочки вступить в ряды «Тигров» повлияло все пережитое, рассказывала ее мать, но сбежать из дома Дхаршику понудила гибель отца. Он служил в Джаффне на почте близ главной автобусной станции и погиб вместе с еще двадцатью четырьмя несчастными, когда правительственные войска однажды утром сбросили на центр города бомбу. Одни дети сумели пережить боль и горе, вызванные этим событием, пояснила мать Дхаршики, другие же так и не вернулись к нормальной жизни. Дочь ее относилась ко второй категории, и вскоре после первой годовщины смерти отца — Дхаршике тогда было лет двенадцать-тринадцать, — она тайно ушла из дома. Из фильма неясно, в качестве кого ее приняли «Тигры» — может, просто как подопечную организованного ими сиротского приюта, может, она работала на добровольных началах в какой-то из множества их невоенных организаций, а может, ее сразу отправили проходить курс боевой подготовки на какой-нибудь секретной базе. Ясно одно: годам к двадцати Дхаршика уже служила в женской боевой части, и в конце концов ее отобрали в «Черные тигры»: вакансий там было мало, а попасть туда грезили многие. После того как Дхаршика убежала из дома, призналась ее мать не без смущения, со смесью гордости и печали, они почти не общаются, видятся очень редко, лишь когда дочери удается вырваться в увольнение, да и то ненадолго. Мать слышала, что дела у дочери идут отлично, что храбрость и дарования снискали ей уважение командиров и сослуживцев, но мать понятия не имеет, изменилась ли дочь как личность и если да, то насколько и в чем, молится ли она, как прежде. Дхаршика — с ней авторы фильма, видимо, беседовали где-то неподалеку от ее базы — отзывалась о матери без особой сентиментальности, точно о дальней родственнице, умершей давным-давно, и слушая ее рассказ, Кришан подумал, что после смерти отца Дхаршики отношения матери и дочери, наверное, дали трещину, девочка за что-то обиделась на мать, которая после гибели мужа поднимала детей одна.

Нарочитое равнодушие, какое Дхаршика выказывала перед камерой, подчеркивало ее образ закаленного жизнью бойца; образ этот до известной степени повторяла ее лучшая подруга Пухал, вторая главная героиня