Все на мгновение умолкли, даже Мелисса, похоже, слегкаиспугалась этого нового голоса Рекса. Джонатан услышал, как наверху что-тозаскрипело. Значит, Мадлен все-таки дома. Но почему она прячется в мансарде?

Он посмотрел на Мелиссу, гадая, что могло произойти междуними тремя накануне ночью.

Десс нарушила молчание, шумно вздохнув.

— Рекс, духи и привидения тут ни при чем, это всевопрос чисел. Одиннадцатый месяц плюс единица. Получаем двенадцать. Вот и все.

Джонатан нахмурился. Когда они жили в Филадельфии, матьвсегда водила его в церковь в канун Дня всех святых. Даже от католическоговарианта Самайна ему становилось не по себе.

— Ладно, Рекс, — сказал он, — валяй, расскажинам, что представлял собой Самайн в те времена, когда он еще не превратился вХэллоуин со всеми его маскарадами.

— Ну, вы не поверите, но люди и тогданаряжались, — сказал Рекс. — Только самым важным моментом, главнымритуалом было возжигание костров. Люди сжигали все, что могли, даже костизабитого домашнего скота, надеясь хоть ненадолго отогнать ночь. Конечно, онизнали, что зима все равно придет рано или поздно. Самайн — это когда приходитсясмотреть в глаза надвигающейся тьме.

— Получается что-то вроде поздравительной открыткинаоборот: «Надеюсь, вы и ваши родные хорошо встретят наступление тьмы!»

— Согласен, — кивнул Рекс. — С виду не похожена подходящий повод для праздника. Но на самом деле у них были причинырадоваться приходу тьмы.

— Вот-вот, я и говорю, — пробормотала Десс, —чисто готская фишка.

— Короче говоря, на протяжении всей известной историилюди праздновали наступление зимы, — продолжил Рекс. — Но почему?Подумайте. Ведь в древности зима была по-настоящему трудным временем.

— Потому что есть было нечего и все голодали? — спросилДжонатан.

По лицу Рекса пробежало некое подобие улыбки.

— Все, кроме темняков. Помните, до того как был создантайный час, темняки охотились по ночам? Зимой ночи становятся все длиннее идлиннее. Поэтому вообще-то изначально костры были совсем не символическими —они нужны были, чтобы как можно дольше не подпускать хищников…

Восторженное выражение, появившееся на лице Рекса, заставилоДжонатана содрогнуться; веки Рекса трепетали, как будто воспоминания темнякадействовали на него как наркотик. Джессика нашла под столом руку Джонатана исжала ее.

Акробат кашлянул.

— Хорошо, Рекс, я сдаюсь. Не могу придумать, чему здесьмогли радоваться нормальные люди. Вроде все плохо…

— Да. Но в один из дней Самайна, давным-давно, всеразом изменилось. С тех пор темняки больше не показывались, даже когда кострыугасали. Они ушли в полуночный час. Поэтому и смысл костров изменился. Ониперестали быть способом защититься, выжить и сделались просто частью праздника.Хэллоуин — это празднование очередной годовщины возникновения тайного часа,когда люди дня стали конечным звеном пищевой цепочки.

Десс выпрямилась.

— Ха! Возможно, во всей этой истории есть смысл. Я хочусказать, если темняки действительно некогда исчезли именно тридцать первогооктября, тогда понятно, почему этот день получается таким благоприятным постарому календарю. Это день, когда люди наконец навсегда освободились оттемняков.

— Не навсегда, — сказал Рекс.

— Ох, верно… — Десс тут же растеряла весьзадор. — Первое ноября, похоже, может стать праздником темняков отныне инавеки…

Рекс кивнул.

— Они собираются снова изменить пищевую цепочку. Ноесть и хорошая новость: их долгая полночь не может длиться вечно, ее срок —всего двадцать пять часов, то есть одни-единственные сутки по старой системе.

Джонатан понимал, что ему следовало бы испытать облегчение,но вместо этого он почувствовал укол разочарования — глубоко-глубоко внутри.

— Хорошо, Рекс, — снова заговорила Десс. — Аплохие новости в чем состоят?

— Долгая полночь будет наступать в каждый Хэллоуин, иразрыв времени будет с каждым разом расширяться. То есть с нынешнего праздникаи впредь люди — деликатес на столе хищника.

Разочарование Джонатана слегка поутихло. Целые сутки каждыйгод!

— Ну и что мы можем тут поделать? — спросилаДжессика. — Ты разве не об этом говорил с темняками? Хотел найти какой-тоспособ остановить Самайн?

Рекс некоторое время молчал, его лицо странным образомзастыло. Джессика посмотрела на Джонатана, тот в ответ лишь пожал плечами. Всамой глубине души он боялся, что у провидца уже есть какой-то план, нечтотакое, что позволит загнать джина тайного часа назад в бутылку. Конечно, этовообще-то было бы хорошо, потому что спасло бы тысячи жизней…

Но это значило бы также, что Джонатану никогда не придетсялетать больше часа в сутки…

Наконец Рекс заговорил.

— Мы попытаемся остановить это, сделать все, что можем.Когда все начнется, мы соберем людей и объясним, как им постоять за себя.

— Вот как, Рекс? — сказала Джессика. — А какнасчет того, чтобы хранить тайну синего времени?

— Мы больше не сможем этого делать. После долгойполуночи мы будем просто не в состоянии. — Он уставился в стол. — Апосле того, что мы увидели в памяти Мадлен прошлой ночью, я точно не хочу,чтобы мы, полуночники, и дальше держались в тени.

Все надолго замолчали, осваиваясь с мыслью, что синее времябольше не будет великим секретом.

Джонатан снова удивился тому, что старая телепатка так и неприсоединилась к ним. Но, похоже, в данный момент были вопросы и поважнее.

— И как же мы сможем организовать целый город за однуночь?

Рекс покачал головой.

— Я пока не знаю. — Он посмотрел наДжессику. — Но ты ведь помнишь, как Энджи говорила: Самайн имеет какое-тоотношение к огнетворению?

— Да, — кивнула Джессика. — Такое трудно былобы забыть.

— Хорошо, у меня есть несколько соображений насчеттого, как работает тот разрыв. И эти идеи связаны с тобой. Но нам необходимопровести несколько экспериментов. Я хочу, чтобы мы все встретились в Дженксезавтра утром. В половине седьмого.

Десс фыркнула.

— Притормози, Рекс. В половине седьмого утра?! Черезшесть с половиной часов?

— Да уж, действительно… — пробормотал Джонатан.

Рекс встал и вдруг оказался невероятно высоким — казалось,он вытянулся чуть ли не под потолок. Лицо его тоже изменилось, глаза сделалисьогромными, глубоко посаженными, волчьими — и сверкнули лиловым огнем. Рукитяжело упали на стол, пальцы согнулись, как когти, и медленно, угрожающецарапнули дерево.

Джонатан судорожно сглотнул, напуганный преображениемследопыта.