– Возьмите меня с собой, – сказала она.

В небе середины лета появились два белозмея. Один был молод и игрив, он взлетал высоко и тут же нырял вниз; другой же, постарше и не такой резвый, летел ровно, медленно и ритмично взмахивая своими мощными крыльями.

Только-только наступившая оттепель оказалась быстрой. С запада подули тёплые ветры, которые мягко выпроводили настоящую зиму, сковавшую Высокую страну морозной хваткой.

Снежное одеяло, накрывшее пустошь, истончилось, стало хрупким, кружевным и, наконец, совсем растаяло. С каждой ветки, с каждого валуна, с каждой нависающей скалы капала вода; озёра и бассейны лишились своей толстой корки льда. Реки и водопады снова бежали в полную силу, шумно бурлили в долинах, полноводные и молочно-голубые. В каждой щели скал – от самой узкой трещины до самого широкого жёлоба – просыпалась жизнь.

Мандрозмеи и синекрылы покидали свои гнёзда и кружили в воздухе большими стаями. Сквобозмеи пролетали над осыпью, серозмеи выбирались из своих зимних убежищ и неуклюже бродили стайками по высокому плато, грея свои широкие спины под жидким светом летнего солнца.

Высоко в небе, на пике самой высокой из зубчатых скал, на фоне ясного голубого неба выделялся узнаваемый силуэт сосны метусалы. У древнего дерева, которое простояло здесь не меньше пяти тысяч зим, был широкий ствол и прочные ветви. Некоторые их них были скручены, как древесная стружка, другие же были прямыми, как жерди; часть из них покрывали тёмно-зелёные иглы, остальные стояли голые и неживые, выцветшие от снегов и солнечных лучей. Внизу ствол дерева прочно удерживали мощные змеевидные корни, которые вцепились в неровные склоны крутой скалы и уходили глубоко в её трещины и расщелины.

Два белозмея низко кружили над сосной метусалой, задевая крыльями её верхние ветви, и осматривали дерево своими пронзительными жёлтыми глазами, а затем в одно мгновение взмыли в небо. Старший змей раскрыл пасть и издал протяжный вздох, похожий на шелест ветра в высокой траве. Он сложил крылья и стрелой устремился вниз, к дереву, не спуская глаз с верхних ветвей, выцветших и вертикальных, прямых, как свечи.

Заметив приближающегося белозмея, небольшая колония змеев-падальщиков, рассевшихся на сучковатой ветке, напоминая развешанное на верёвке грязное бельё, испустила короткий гневный вопль; затем змеи поднялись в воздух и улетели, шумно хлопая чёрными рваными крыльями в безупречной синеве неба.

Старший змей сел на ветку, которую освободили падальщики, и сложил крылья. Младший приземлился рядом, и оба посмотрели вверх на тонкие прямые ветви, устремлённые в небо. Старший змей снова заговорил; младший кивнул и стал взбираться по стволу, глубоко вонзая когти в грубую кору. Белозмей остановился и, как бы ощупывая, провёл изогнутым когтем вверх и вниз сначала по одной ветке, потом по другой, по третьей – и остановил свой выбор на четвёртой.

Он оглянулся на старшего змея, и тот одобрительно кивнул. Младший змей повернулся к ветке и запрокинул голову. Он раскрыл пасть, выпустил струю жёлтого пламени и, направляя её то вверх, то вниз, принялся опалять ветку по всей длине.

Она испускала пар и темнела, но, следуя указаниям своего старшего товарища, младший змей старался не задерживать поток пламени на одном месте, чтобы древесина не обуглилась. На поверхности ветки пузырями вздувались капли смолы; растекаясь, они образовывали тонкую плёнку, которая плотно покрывала древесину и придавала ей блеск. Белозмей направил струю пламени так, чтобы она дотянулась до самого верха ветви, затем снова опалил нижнюю часть со всех сторон. Воздух наполнил приятный свежий аромат, от которого ноздри старшего змея задрожали.

Но тут вдруг ветвь с громким треском раскололась по всей длине.

Молодой змей закрыл пасть и отстранился, с сожалением осматривая повреждения. Но затем, по указанию старшего змея, начал всё сначала.

Следующая ветвь, которую он выбрал, не раскололась, когда он опалил её. Она не согнулась и не перекосилась, и когда старший змей удостоверился, что закалка ветви доведена до совершенства, он показал младшему товарищу, что теперь ему нужно когтями срезать её у основания. Так младший и сделал.

Зажав в передних лапах длинную ветвь, младший змей оттолкнулся от ствола сосны метусалы и полетел за старшим, который обернулся проверить, не отстаёт ли его товарищ. Ноздри старшего змея раздулись: он выпустил в воздух потоки белого дыма. Его пасть раскрылась, и он прорычал свои поздравления.

Младший змей в ответ зачирикал – благодарный, окрылённый и гордый.

Фракия и Хепцибар стояли лицом к лицу в центре одной из пещер верхних змеиных галерей. Фракия сжала в руках своё копьё и сделала шаг. Выгнув спину и напрягая ноги, она одним быстрым движением выбросила копьё вперёд, будто нанося удар. Стоявшая перед ней девочка-змеерод повторяла её движения, сжимая в руках древко воображаемого копья.

Лёгкий ветерок с шорохом носился вокруг витых колонн и взъерошивал пепельно-золотые волосы девушек, побелевшие и сияющие от змеедыма. Фракия выгнулась и нанесла удар невидимому противнику за своей спиной другим концом родокопья, и Хепцибар снова повторила её движения.

– Хорошо, – сказала Фракия тихим гортанным голосом. – Но крути копьё, малышка. Вот так.

Тёмные глаза Хепцибар сузились: она внимательно смотрела, как сгибаются тонкие пальцы Фракии и родокопьё поворачивается у неё в руке.

– Тогда рана будет глубокой… – Фракия замолчала, увидев, как расширились глаза девочки; она выпрямилась и подхватила родокопьё согнутым локтем. – Думаю, на сегодня достаточно, Хеп, – сказала она с улыбкой.

Хепцибар нахмурилась, глядя на старшую девушку-змеерода.

– Но ведь времени у нас осталось не так много, – заметила она. – Ты сама говорила. Оттепель уже наступила, и мне нужно учиться быстрее.

Фракия взглянула на неё.

– Ты отлично справляешься, малышка, – сказала она ободряюще. – И как только Аза закончит с твоим родокопьём, учёба пойдёт ещё быстрее.

Хепцибар задумчиво кивнула.

– Ну, раз мы закончили, – сказала она, оборачиваясь, – я пойду посмотрю, как у него дела.

Фракия смотрела ей вслед. Хепцибар не просто отлично всё схватывает, думала она; у девочки явно природный талант. Это отлично. Но она была слишком добросердечной, и Фракия сомневалась, удастся ли ей стать хорошим бойцом.

Покинув Фракию, Хепцибар направилась в большую галерею, дальняя часть которой была открыта стихиям; выступающие плиты торчали высоко над землёй, ветер свистел между поддерживающими их рифлёными колоннами. Хепцибар шла вдоль галереи.

– Эй, – раздался насмешливый голос.

Внутри у Хепцибар всё сжалось. Это был Кэш. Она решила не обращать на него внимания, но он лишь громче закричал:

– Эй, Хеп-ци-бар! – по слогам произнёс он, будто какую-то нелепицу. – Куда это ты собралась? Хотя это не очень-то и важно, – насмешливо хмыкнул он. – У тебя с твоим змеёнышем ведь даже копья нет.