и камней напротив Ксюши и держала её руки в своих.

– Кружево белое, кружево чистое, словно одеяло снежное.

Пусть укутает, жемчугами украсит, беду отведёт.

Плети-плети кружево, сестра моя.

Яркие бусины сложат историю

Встреч радостных, открытий волшебных.

Искусны руки твои, сестра моя,

Радость в лице твоём и нет усталости.

Ксюша первой ощутила, как что-то меняется. Если ночью воздух сгущался, то сейчас он словно расступился, впуская в себя всех тех, кто хотел войти в круг. Они появлялись несмело, не до конца оформленные, наблюдали и ждали. Пожилая дама – кружевной воротник под шею, взгляд острый, губы поджаты. Девочка с котёнком на руках. Хмурые мужчины, согнутые старики, молодые люди в военной форме. Сегодня они молчали, собирались неспешно, становились почти осязаемыми.

Ксюша выдохнула, закрыла глаза и продолжила:

– Плети-плети кружево, сестра моя.

Кружево чёрное, кружево плотное, словно ночь непроглядная.

Пусть укутает, память отнимет, в тайны посвятит.

Плети-плети кружево, сестра моя.

Тугими нитями вьётся история

Путей далёких, путей одиноких, сквозь лес дремучий.

Разлуку несут руки твои, сестра моя,

Печаль в очах твоих, но нет усталости.

Янина и Надя, держась за руки, огляделись по сторонам. Под пристальными взглядами было сложно удержать самообладание, сёстры сжали руки крепче. Надя кивнула Янине, и та, сглотнув ком, заговорила:

– Плети-плети кружево, сестра моя.

Кружево крепкое, нити суровые – ввек не порвать.

Пусть защитит, силу нечистую с порога прогонит.

Плети-плети кружево, сестра моя.

Красным закатом узоры пылают,

Воину славному, сердцем храброму, победу несут.

Искусны руки твои, сестра моя,

Зорки глаза твои, сестра моя.

Надя слушала с закрытыми глазами. Думала, легко произнесёт свою часть, но вдруг забыла слова. Янина сжала её пальцы, и строки вновь возникли в памяти.

– Плети-плети кружево, сестра моя.

Кружево лёгкое, кружево тонкое, как паутина летняя.

Пусть щекочет плечи девичьи ночью звёздною.

Плети-плети кружево, сестра моя.

Нитей прозрачных суженый верный

Коснуться сможет рукою ласковой да не порвать.

Любовью полнятся очи твои, сестра моя,

Вся до капли она в кружева вплетается.

Нить судьбы нескончаема.

И сёстры вторили ей:

– Нить судьбы нескончаема.

Ксюша больше не бежала от предков, а улыбалась им, словно старым знакомым. Марьяна была серьёзна, а Надя и Янина глядели во все глаза, обмениваясь безмолвными: «Посмотри, как похож… Посмотри, как похожа…». Сёстры взяли по чаше с отваром и вручили их самым древним, а те передали дальше. Предки принимали угощение. Предки давали благословение. Род очищался и перерождался.

Послышался шелест крыльев, и, даже не глядя в сторону леса, стало ясно: на ветвях сидят вещие птицы. Не поют, не несут вести – лишь наблюдают, склонив головы.

Отвара хватило как раз на всех. Предки все до одного поклонились, а потом стали бледнеть, растворяться, пока совсем не исчезли.

Марьяна, Ксюша, Янина и Надя вышли из круга и упали в траву. Её хрустальная прохлада спасала от лихорадочного жара. Вскоре перестало трясти, но они ещё долго лежали молча, закрыв глаза. Лесовики тем временем собрали камни в мешочек, подцепили его на широкий расшитый пояс и положили рядом с Марьяной.

– Здесь вся энергия благословений, сила очищенной, новой судьбы, – сказал Антип. – Повяжи и унеси с собой.

– Спасибо вам, – пробормотала Марьяна.

Надя открыла глаза и повернула голову, надеясь увидеть птицу Гамаюн, но его уже не было на ветвях. Зато под деревом сидел медведь.

– Медведь, – сказала Надя слабо и повторила громче: – Медведь!

Ксюша и Янина подскочили и уставились на зверя. Тот молча и сонно смотрел на них. Марьяна осталась лежать.

– Марьян, там медведь, – повторила Надя. – Он вроде как нас спас, да? Разбудил… Может, и не медведь вовсе?

– Нет, не медведь, – Марьяна покачала головой и снова против воли заулыбалась. – Это муж мой.

– Что?!

– А как же Андрей? – выпалила Янина и осеклась. – Или он и есть…

– Андрей?! – Ксюша вгляделась в зверя. – Как же я сразу не поняла! Видно же, взгляд… И не напал, объяснить пытался… Дура.

Марьяна села и посмотрела на своего супруга в медвежьей шкуре при свете дня. Надя как всегда уловила самую суть: он их спас, пробил путь к свету, разбудил рыком. Если бы не пришёл, если б не обладал звериной силой, они бы так и уснули навеки. А если бы Лёша не запустил бумажный самолётик неизвестно откуда, смогли они провести обряд? Марьяна пришла в мир Нави и на невидимой нити привела сестёр, сама не зная, куда и зачем. Вместе они собрали целый род, все пути сплели в один. Теперь пришла пора возвращаться.

– А что делать-то? – недоумевала Янина. – Как же его назад вернуть? Что это за колдовство такое?

– Колдовство! – Надю осенило. – Я знаю как! Я знаю, знаю! Мне надо к ручью Забвения! Не идите за мной, я скоро. Ох, или идите. Идите все за мной, скорей!

Медведь встал на задние лапы, готовый бежать куда угодно, лишь бы вернуть своё тело. Надя помчалась со всех ног, представляя по пути, как будет озираться по сторонам, звать и ждать – а что, если его больше нет поблизости? А что, если и правда никогда не было? Но уже издалека она увидела его прямую, как кол, спину.

Мир сидел на камне, скрестив ноги, лук и колчан со стрелами прислонил рядом. У Нади ослабели ноги, горло будто заполнила вата – она поняла, что не сможет заговорить. Впервые с ней было такое, что кто-то и притягивал, и отталкивал одновременно.

Мир медленно открыл глаза и оглядел всю компанию, задержал настороженный взгляд на медведе.

– Мир! – Надя попыталась взять себя в руки. – Мы… нам… Выстрели, пожалуйста, в рыбу! Нам надо… Надо снять колдовство.

И она указала рукой на Андрея.

– И что тогда? – растягивая слова, спросил Мир. – Вы все превратитесь в медведиц?

– Пожалуйста!

Надя храбро встретилась с ним взглядом: глаза большие, тёмные, прямо в душу смотрят. Мир кивнул, слез с камня, взял лук и стрелы. Старшие сёстры переглянулись в таком изумлении, будто не видели только что духов, будто жених одной из них не превращался в медведя, будто не пели для них птицы с человеческими лицами. Будто сейчас творилось самое странное.

Мир поднял жилистые, напряжённые руки, сжимавшие лук, а сам уставился на помутневшую, словно чувствующую его намерение воду. В глади ручья отражались рыбы и киты. Мир на минуту замер, и всё замерло. Вдруг стрела пронзила воздух, скрылась из виду – несколько мгновений ничего не происходило. А потом, капля за каплей, с неба потекла вода, полетела искристая рыбья чешуя. Каменные листы оживали,