Более эффектно появиться в зале, где уже собрались сёстры, Андрей и Мир, было, наверное, невозможно. Огонь прожёг стену, и Лёша с Дивьей, словно две тени, вышли из пламени. Вещая птица улетела, оставив после себя обожжённую дыру в стене. В остальном зал выглядел как прежде, разрушения его не коснулись.

– Ого… – протянул Андрей, а Мир присвистнул. На свист прибежал одинокий анчутка, но тут же испугался и скрылся.

Сёстры не могли вымолвить ни слова, и Лёша понял, что должен завершить задуманное, пока ещё оставалось время. Он подошёл к столу с угощениями, где стояла Янина, налил себе вина из графина.

– А мы… – начала Марьяна растерянно, – хотели извиниться, что так бесцеремонно ворвались, Дивья, в твой дом…

– Нет, – усмехнулась Дивья, – вы вошли как гости, а вот дом немного пострадал. С Чернобогом так всегда. Он ушёл, всё восстановится постепенно. Так что не переживайте. Я бы угостила вас, да боюсь, лучше не стоит. Вы с этим миром не связаны и связывать себя не будете.

Она пронзительно посмотрела на Лёшу, на бокал в его руке.

– Всё не так, как нам казалось, правда? – после неловкой паузы спросила Ксюша. Она пристально разглядывала брата, будто выискивая изменения. – Мы думали, что ищем Марьяну, а на самом деле просто шли за ней следом, чтобы исполнить обряд для предков. Мы думали, что Дивья – наша проводница, а она… Сколько возможностей таит мир непроявленного!

– Но нам пора из него выбираться, – решительно сказала Янина. – О своём феерическом представлении, Лёш, расскажешь уже дома, ладно?

Лёша молчал. Он взглянул на Надю – та тоже молчала, притворяясь, будто её заботят узоры на стенах.

– Нам пора, да ведь? – Янина подошла вплотную к Лёше. Тот крепче вцепился в холодную золотую ножку, решился, наконец, и, не обращая внимания на обжигающий грудь оберег, залпом осушил кубок. По горлу потекла тягучая сладость – таким и должно быть вино, которое отделит его навеки от мира живых. Только потом он почувствовал необычный привкус – свежий, бодрящий.

– Что это? – удивился Лёша.

Янина с лукавой ухмылкой показала флягу:

– Живая вода из Водопада Богов.

Лёша не успел ничего сказать, Янина уже притянула за руку Дивью и спросила весело:

– Дивья, хочешь воды?

– Что? – удивилась та.

– Да всё очень просто. Мы можем уйти из мира Нави все вместе, нечего устраивать драму. Мы четверо свободны уйти, Лёша тоже. Осталось только тебе пойти с нами, и все будут счастливы. Так уж вышло, что в этой фляге две порции, вот и выпей вторую.

Дивья подошла к Янине ближе, посмотрела на флягу с сомнением.

– Стойте! – снова подал голос Мир. – А ваша младшая сестра?

– Что младшая сестра? – удивилась Ксюша.

– А вы не заметили? – Мир говорил, не глядя на Надю, а та наливалась краской. – На ней же печать мира Нави. Своей силой она и Алатырь выносит, и всех вас отсюда выведет, это правда, но… С кем-то она заключила договор, выбрав остаться здесь навеки.

– О чём он говорит, Надь?..

Старшие сёстры ждали ответа, а младшая жалела лишь, что Дивья не успела выпить живой воды. Тогда бы пути назад не было. Всё равно она уже приготовилась не увидеть больше солнечного света. Но этот Мир!..

– Там… – начала она, – в доме Пелагеи я чуть было не вернулась домой, но должна была идти к вам, поэтому… Съела что-то, чтобы остаться. Навсегда остаться.

– И не сказала, – отчеканила Ксюша, – как всегда. Ты чего хотела? Чтобы мы просто обернулись в какой-то миг и не обнаружили тебя рядом? Как ты себе это представляла?

– Никак не представляла, – отрезала Надя. – Теперь вы знаете. Это был мой выбор. Пей воду, Дивья. И забирай перстень.

– Пей воду, Надя, – строго, как никогда с ней не разговаривал, произнёс Лёша и выхватил флягу из рук Янины. Впервые с момента встречи Надя посмотрела брату в глаза, сквозь пелену слёз, сквозь обиду на то, что не пошёл за ними, что не откликнулся на её зов уже здесь, у порога.

– Ты же любишь её, – она мотнула головой, – вот и возвращайтесь вместе.

Лёша тяжело вздохнул и прикрыл глаза.

– Пей воду.

Надя сжала губы.

– Я семь дней камнем простоял. Простою здесь ещё хоть вечность, пока ты не выпьешь живую воду.

Он так ни разу и не взглянул на Дивью, а она молчала.

– Но тогда вы… – плаксиво начала Надя.

– Я сказал, пей.

Чёрный замок разрушился окончательно. Для него – точно.

Надя выпила живую воду вперемешку со слезами. А затем подняла правую руку, где на безымянном пальце белел Алатырь. Дивья спокойно, будто для неё это ничего не значило, взяла её за левую, закрыла глаза и зашептала:

– Бел-горюч камень,

Прочь из Нави

Гони,

Дверь отвори,

Жизнь вдохни,

Переверни

Древо мира

Вверх ветвями,

Вниз корнями.

Бел-горюч камень,

Прочь уведи,

Путь назад замети

Льдами, снегами,

На века,

Тропы запутай,

Назад не пусти

Никогда.

«Никогда» повисло в воздухе.

– Выходите. За дверью вам откроется мир Яви. Ступайте скорей, – сказала Дивья и, не поднимая глаз, безразлично зашагала прочь, в тёмную глубину зала.

Андрей потянул за собой Марьяну, Ксюша взяла за руку Надю, а Янина хотела было подтолкнуть Лёшу, но того на миг остановил Мир, который до этого с подозрением вглядывался в лицо Дивьи.

– Мне тебе кое-что нужно сказать.

Янина оставила их, а Надя обернулась и прислушалась, но уловила только «если захочет».

Лицо Лёши было непроницаемо, как случалось всегда, если что-нибудь выбивало почву у него из-под ног. От слов Мира выражение не изменилось.

– А ты? Ты… возвращаешься? – спросил он обыденно.

Мир кивнул:

– У меня много путей.

«Как странно, – подумала Надя. – Лёша даже не знает, кто он, а будто два старых друга поговорили».

Седьмой виток. Узел

Что это за фиолетовые лепестки? Горечавка, теперь она как родная. А того же цвета мелкие цветочки, что собрались в гроздья? Это шлемник. Над ними кружатся пчёлы, утренний холодок уж совсем не ощущается, и солнце припекает так, что даже в тени становится душно. День гонит в прохладу стен, но они не решаются встать. Всё лежат кругом и дышат, словно никогда не дышали, глядят, словно никогда не глядели, слушают, словно каждый звук им вновь. Здесь, в живом мире, звуки и запахи сливаются, играют на все лады. Не дурманят, не настораживают – просто живут рядом.

– Надо идти, – пробормотала Ксюша.

Марьяна проснулась на плече Андрея. Янина