минуточку… вот. Шифр… один, восемь, ноль, ноль. Вы запишите, пожалуйста…

— А он телефон не оставил, куда ему позвонить?

— Ну, я же говорю, он уехал. Как же вы ему позвоните? В поезд что ли?

— А куда? Уехал…

— Как куда? В Брянск, конечно… На моторный завод.

— Простите, а куда вот я сейчас позвонил? — пытаюсь я собрать всё воедино.

— Ну вы даёте, Егор! Вы что, не знаете, что ваш дядя на АЗЛК работает?

— На АЗЛК?

Капец какой-то. Вот хорёк хитро-выделанный. Мудило-Завалдайский! Да простит меня Козьма Петрович Прутков…

— Так вы его коллега? — уточняю я.

— Ну, — слегка смущается она, — я в бухгалтерии работаю, а он-то снабженец, В общем, вы записали номер ячейки и шифр?

— Да.

— Там для вас письмо будет от дяди. Всего вам доброго, молодой человек.

И не дожидаясь ответа, она кладёт трубку.

Твою дивизию! Вот же я лошара! Вместо того, чтобы по норам ныкаться, надо было сразу звонить Злобину, падать на хвост этому козлу, вычислять, что это за номер. Блин! Что-то я уж больно легко к этому хорьку отнёсся! Сука!

— Что? — с тревогой спрашивает Платоныч.

— Сейчас…

Я тут же набираю номер Де Ниро. Лишь бы он был на месте…

— Злобин…

— Леонид Юрьевич…

— А, пропажа! Ну привет. Куда подевался-то?

— Здрасте. Потом всё объясню. Запишите номер. Пробейте, пожалуйста. Там говорят, что Поварёнок у них числится снабженцем.

— Что-то случилось?

— Да, есть кое-что. Я перезвоню ладно?

Нажимаю на рычаг и снова звоню. У Гурко звонит внутренний телефон на столе.

— Слушаю, — раздаётся в трубке.

— Алик, — приезжайте с Витей на Старую площадь и ждите, где обычно.

Гурко подаёт сигналы, чтобы я заканчивал и бежал наверх, заседание закончилось.

— Понял, — чеканит Алик. — Через пятнадцать минут будем.

Я кладу трубку и выскакиваю за дверь.

— Егор! — бросает мне вслед Платоныч.

— Дядя Юра, подожди немного, всё расскажу. Марк Борисович, а с вами товарищ Капитонов с удовольствием встретится, я думаю.

Я бегу к залу заседаний. Народ расходится понемногу. У входа в зал вижу Постова.

— Здравствуйте, Кирилл Кириллович, — киваю я.

Он зло сверкает глазами.

— Это ты меня приложил или Злобин? — цедит сквозь зубы.

— Извините, но это удар судьбы. Я думаю, таким образом вселенная вам посылает сигнал, болезненный, но единственно возможный. Более чёткого ответа у меня нет, простите.

Он сжимает челюсти и ничего не отвечает, проглатывает мою дерзость. Из зала выходит Андропов. Заметив меня, чуть кивает и направляется в мою сторону.

— Юрий Владимирович, — окликает его седой дед, выглядывая из дверей. — Вы не останетесь? Михал Андреич хотел обсудить один вопрос…

— Начинайте без меня, — бросает председатель.

Подходит и изучающе смотрит.

— Не сбежал, значит, — констатирует он и кивает Постову.

Тот показывает в сторону:

— Сюда, пожалуйста.

Он заводит нас в небольшое помещение, предназначенное, надо полагать, для совещаний в узком кругу. Бюст Ленина, портреты корифеев, стол, стулья. Всё очень красиво и торжественно. Постов остаётся за дверью, а мы проходим и садимся друг напротив друга.

— Ну, — хмурится Андропов, — и как это понимать?

Да тут и понимать-то нечего, даже жалко тратить время на объяснение очевидных вещей.

— Речь о моей безопасности, — пожимаю я плечами. — Не хотелось бы превратиться в ящик с секретами, который вы хотите хранить в подземелье под семью печатями.

— То есть, сначала ты об этом не думал, а потом вдруг резко осознал такую вероятность?

— И раньше думал, но вы не давали повода для опасений.

— И какой же я дал повод, что ты решил Постову голову проломить? Кстати, ты или Злобин?

— Так Постов вдруг внезапно о «профилактории» заговорил, при том, что вы сами об этом и словом не обмолвились. А он, помимо всего прочего, мог ещё и свою собственную игру вести. Держался нервозно, будто торопился всё сделать до вашего возвращения.

— Мог, но не вёл. У меня были назначены медицинские процедуры, поэтому я и попросил его привезти вас в профилакторий.

Ну-ну, сейчас сказать можно что угодно. Я развожу руками, мол, ну что теперь копья ломать, дело-то сделано.

— И ты, значит, скорее переметнулся к Суслову с Черненко? Суслов, кстати, в прекрасном настроении был на политбюро.

Это временно, я думаю…

— Ну, зачем же переметнулся? Не переметнулся, а подстраховался. Сообщил, что располагаю крайне важными данными. Так что если я вдруг исчезну, им на стол попадут докладные записки с некоторыми сведениями, делающими мою фигуру для них очень ценной. Там же будет сказано, где меня искать.

Даже если и не найдут, выметут вас, Юрий Владимирович на раз-два, даже ойкнуть не успеете, это они могут. Столько на вас собак навесят, что не отобьётесь. И то что было припомнят, и то чего не было подтвердят надёжными свидетельствами. Им только повод дай. Об этом нет смысла говорить вслух, это он лучше моего знает, видел своих товарищей в деле.

— Не доверяешь, значит, — кивает Андропов с холодным лицом ящера.

— Вам лично доверяю, — пожимаю я плечами. — Если бы не доверял, не пришёл бы.

То, что они меня сами схватили по возвращении из Питера, я деликатно опускаю.

— Но в организации вашей много людей разных служит и всем доверять в равной степени никак нельзя. Вот, например, был у вас кадр такой, Кухарчук…

— А он причём? — хмурится председатель.

— Он успокоиться не может, хочет чемодан с папками получить. И я, признаюсь, пообещал Суслову чемодан отдать.

— Зачем? — грозно спрашивает Андропов.

— А он похитил близкого мне человека.

— Что-что?

Я рассказываю, не сообщая, впрочем, места передачи. Андропов погружается в раздумье.

— Если вы поможете мне освободить заложника, — нарушаю я повисшую паузу, — то чемодан останется у вас. Причём, формально я выполню обещание, данное Суслову.

Хрен с ним с чемоданом, игра переходит на новый уровень и теперь мне этот чемодан не особенно-то и нужен. Каждая страница из каждой папки тщательно сфотографирована, а сами папки я могу и отдать.

— Можете подключить Злобина к проблеме? — спрашиваю я.

— Хорошо, — кивает он, немного подумав. — Пора уже заканчивать эти игрища. Я ему скажу, свяжись с ним. А теперь о нас…