моя ячейка. Так… спокойно, тихонько. Злобин прав, спокойно и чётко по плану. Раз, два, три, четыре…

Досчитываю до десяти… Время восемнадцать, шестнадцать, за четыре минуты до назначенного срока, да ещё и поезд задержится на пяток минут. Надеюсь, больше никаких писем. Оглядываю пассажиров. Внимательно оглядываю, сосредоточенно. Кухаря нет…

Устанавливаю код, прокручивая чёрные карболитовые ручки. Замок щёлкает, я тяну за рукоять и дверь открывается. Пусто, никаких… а, нет… Сука, он со мной забавляется что ли?

На этот раз здесь просто листок бумаги в клеточку. На нём напечатано:

Отдай чемодан, человеку слева от тебя и быстро уходи.

Что за человек? Какого хрена⁈ Я поворачиваю голову и вижу идущего ко мне чувака. Он находится в паре шагов и уже протягивает руку.

— Чемодан! — отрывисто и требовательно бросает этот чел.

Крепкий, косая сажень в плечах.

— Быстрее!

Твою дивизию! А где же сам Кухарь⁈

— Быстрее!!! — повторяет крепкий чувак.

— Где Кухарь? — пытаюсь я овладеть инициативой.

— Не хочешь выполнять договорённости, всё отменяется!

— Как «не хочешь»? Всё я хочу!

Он протягивает руку.

— Блин, а как я…

— Все вопросы не ко мне, — перебивает он, выхватывая у меня чемодан и делает знак стоящему рядом носильщику. — Всё уходи, не стой здесь!

Носильщик-татарин оказывается тут как тут, аккуратно и почтительно приняв чемодан из рук этого парняги, ставит его на тележку и, повернувшись, уверенно чешет в сторону перрона.

Я отталкиваю этого никчёмного мурзилку, и в этот самый момент по вокзалу разносится объявление:

«Уважаемые пассажиры, объявлена пожарная тревога! Пожалуйста, немедленно покиньте здание вокзала! Пользуйтесь указателями с надписью „Аварийный выход“. Соблюдайте спокойствие, помогайте пожилым людям и инвалидам».

На мгновенье замолкнув, диктор начинает повторять объявление. После третьего раза раздаётся звук сирены.

Поднимается страшный гвалт и суматоха. Люди вскакивают с мест и бегут во все стороны, не глядя на обозначения. Разносится запах дыма, незначительный, но вполне ощутимый, и это подливает масло в огонь.

Сука, Поварёнок! Наверняка, это его рук дело! Хочет спокойно выйти! Я не сомневаюсь, что он где-то рядом.

Толпа несёт меня на перрон. Носильщика тоже. Я его ещё вижу, он впереди, пытается вырваться из человеческого водоворота…

«Уважаемые пассажиры, объявлена пожарная тревога! Пожалуйста, немедленно покиньте здание вокзала»… Диктор не унимается, сея панику и хаос. Да откуда здесь столько людей⁈

Седую бабку со стоически сжатыми губами несёт впереди меня спиной вперёд, она не может противостоять сдавливающей её толпе. Встретившись со мной взглядом, она чуть улыбается. Хм… это странно. Будто это не наша, а заграничная бабка. И взгляд… взгляд… где я видел эти глаза? Вроде бы даже и не старые…

Парик на её голове чуть съезжает и… Твою дивизию! Это… Это же он! Кухарь, долбаный Керенский, переоделся в бабку! Видя, что я догадался, он чуть подмигивает и толпа выносит его на перрон.

21. Погоня

Твою дивизию! Как на зло, в дверях возникает затор.

— Спокойно, граждане! — ору я в толпу, но это то же самое, что пытаться перекричать водопад или цунами.

Люди напирают, желая как можно скорее вырваться из ставшего опасным здания. Жмут, прессуют тех, кто впереди, превращая разрозненные человеческие существа в единую общность, гордо именуемую советским народом. Одна цель, одна судьба, а теперь вот и тело тоже одно. Общее. Одно на всех.

Ну ладно, превращаться в протовещество, из которого когда-то шарахнул Большой взрыв, мне не хочется, но дело даже не в этом. Время! Время, твою дивизию, утекает позволяя бабке, татарину носильщику и тому мутному крепышу рассеиваться в прошлом.

С этим я категорически не могу согласиться, потому как тупо выполнять условия похитителя далеко не лучшая идея. Поэтому я примеряюсь к здоровому дядьке, к которому оказываюсь очень тесно прижатым.

Блин, дышать тяжело, ёлки-палки, и это мне, молодому парню, а тут ведь и женщины, есть и немолодые.

— Не напирайте! — безрезультатно предпринимаю я новую попытку урезонить толпу и обнимаю за шею здоровяка перед собой.

Я начинаю карабкаться по его широкой спине, собираясь буквально пройти по головам людей, но в этот момент пробка в дверях выстреливает, выпуливая вперёд несколько человек и открывая возможность излиться небольшому людскому фонтану, состоящему из счастливчиков, получающих свободу.

Среди них оказываюсь и я. Мужик передо мной оглядывается с дикими глазами понёсшего жеребца, пытаясь понять, что я там пытался предпринять. Но мне не до объяснений. Я пробегаю вперёд, а бутылочное горлышко, в которое превратился дверной проём, снова закупоривается.

Ладно… На первом пути стоит минский поезд, а вот где же Поварёнок? Вернее, где ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой… И, опять же, где вы, новоявленные джентльмены удачи?… — Девушка, вас как зовут? — Таня. — А меня Федя. — Ну, и дура…

Твою за ногу! Зря я отказался взять рацию, сейчас бы пригодилась. Спугнуть боялся, а теперь вот… Я вскакиваю на широкий оконный карниз, приподнимаясь над действительностью. Держусь за какую-то декоративную хрень и озираюсь.

Сканирую сегмент за сегментом. Так… Так… Так… Твою дивизию!!! Вот же он!!!

Кухарчук, наряженный бабкой, стоит в двери вагона, а носильщик подаёт ему заветный чемоданчик. Напоминает он сейчас никакого не Керенского, а Гешу из «Бриллиантовой руки».

Он тоже озирается, не зная, вижу я его или нет. Я стараюсь слиться с окном и, что называется по стеночке, сползаю вниз, мысленно меняя и цвет, как заядлый хамелеон.

Ну, ладно, сучонок. Ладно! Будет и на нашей улице праздник. Посмотрим, кто будет смеяться последним. Ты чувак хитрожопый, слов нет, недооценил я тебя. Но ничего, вся штука в том, что и ты меня недооцениваешь, причём, в очередной раз.

Поезд шипит и трогается. Медленно-медленно состав начинает двигаться, и в первые мгновения даже нельзя с уверенностью утверждать, пошёл ли это поезд или вдруг закружилась голова и поплыло изображение.

Нет, поплыл состав. Плавненько и без стука, как по волшебству, но это лишь начало. С каждой секундой он будет чуть прибавлять скорость, медленно, но неотвратимо.

Провожающие сначала тихонько пойдут, двигаясь вслед за окнами, из которых машут их близкие, но уже через несколько секунд они ускорят шаг, потом ещё немного ускорятся, ещё, ещё, а после… остановятся, принимая неизбежное. И лишь парочка влюблённых жеребчиков будет бежать ещё некоторое время за поездом, демонстрируя неумолимой судьбе нежелание расставаться со своими возлюбленными.

Что же, самое время. Я отрываюсь от окна и делаю молниеносный бросок через перрон, хватаясь за поручни