Сарина бросила на своего господина взгляд,исполненный горячей благодарности и любви, и отошла к остальным.

— Когда завтра ты посетишь мой сад,вспомни о Сарине, брат мой, — продолжал Селим. — Это она растила егос того самого времени, как мы только приехали сюда. Мой сад ныне гордость всейпровинции.

— Скажи, как далеко простираются границытвоего невиданного гостеприимства, брат Селим? Может быть, ты пришлешь одну изэтих жемчужин сегодня ночью ко мне, чтобы согреть мое ложе?

На лице госпожи Рефет отразились смятение ишок. Жены Селима также были потрясены наглостью этой просьбы. При атом отвнимания Сайры не укрылось, как на лице ее господина промелькнула на мгновениетемная недобрая тень. Но он тут же взял себя в руки и, улыбнувшись, проговорил:

— Ты, конечно, шутишь, брат Ахмед. Какбудущий султан, ты не можешь не знать, что по законам Ислама подобноеневозможно. Однако я позаботился о том, чтобы ты хорошо провел у меня время, ипопросил Хаджи-бея прислать из Константинополя трех твоих девственниц. Они ждуттебя в твоих покоях, и ты увидишь их, как только придешь туда.

— Ты так предусмотрителен, брат Селим! Уменя просто нет слов! Тот криво усмехнулся.

— Но прежде чем мы удалимся на покой,брат, я хотел бы, чтобы ты познакомился со своими племянниками и племянницами.

С этими словами принц Селим подал знакстаршему евнуху, который удалился из зала через боковую дверь и уже черезминуту вернулся, ведя за собой восьмерых детей.

Приблизившись к возвышению, они низкопоклонились отцу и своим матерям. Мальчики были одеты в длинные желтые халатыпринцев, а на девочках были маленькие зеленые кафтанчики. Они выстроились передСелимом в ряд по старшинству.

— Старший сын моей бас-кадины Сулейман,ему семь лет.

— Ага… — буркнул Ахмед. — Мойнаследник. Тебе известно, племянник, что однажды ты будешь султаном?

— На все воля Аллаха, мой господин, дапродлятся твои славные дни тысячу лет!

Ахмед с любопытством уставился на мальчика.Сулейман не моргнув глазом выдержал взгляд.

— Мой второй сын, Мухаммед. Он от Фирузи.Ему шесть с половиной. — Мальчик поклонился. — Сын Зулейки Омар, емупять. А эта маленькая вертлявая обезьянка — сын Сайры Казим, ему четыре года.Второй сын Зулейки, трехлетний Абдула, и, наконец, мой самый младший, Мурад,третий сын Сайры, ему всего два годика.

— Твой выводок произвел на меня глубокоевпечатление, брат Селим. У тебя очень красивые сыновья, и я рад сознавать, чтославная династия Османов не прервется. — Ахмед повернулся кдевочкам-двойняшкам. — А это что за красавицы?

— Дочери Фирузи Хале и Гузель.

— Хале значит «нимб вокруг Луны», аГузель — «красивая». Прелестно… — пробормотал Ахмед. — Подите сюда,малышки. Посидите у своего дяди на коленях.

Хале топнула маленькой ножкой и крикнула:

— Нет!

К счастью, Ахмед не обиделся. После сытногообеда он находился в прекрасном расположении духа.

— Меня отвергли, брат Селим! Твоямаленькая дочурка ранила меня в самое сердце. Что ж, удаляюсь с позором. —С этими словами он тяжело поднялся со своего места, поклонился госпоже Рефет,гарему своего брата и в сопровождении личных рабов покинул зал.

Хале взобралась к отцу на колени и устроиласьпоудобнее.

— Мне не нравится дядя Ахмед, —объявила она. — Он про-

К тайной радости Селима и всего его семейства,визит принца Ахмеда во дворец Лунного света был непродолжителен. Уже черезнесколько дней из Константинополя прибыл гонец с известием, что покои,отведенные для султанского наследника в Эски-серале, готовы, и Ахмед уехал.После этого еще примерно год обитатели крымского дворца жили в относительномспокойствии: столичные придворные интриги не касались их. К сожалению, этодлилось недолго.

Покои, отданные принцу Ахмеду в Эски-серале,быстро утратили свой блеск и вскоре превратились в настоящий свинарник.Султанский наследник еще не имел сыновей. Мертворожденные младенцы, выкидыши ихилые девочки — таков был удел его икбал. Из-за этого Ахмед никак не мог взятьсебе жену-кадину, и поэтому в гареме все женщины были между собой относительноравны. Фаворитки менялись едва ли не еженощно, в зависимости от его настроения,а это, в свою очередь, порождало конфликты. Икбал Ахмеда только тем изанимались, что беспрестанно строили друг против друга козни за правораспоряжаться рабами, служившими у Ахмеда. Сам же принц, стремясь выйти из-подвлияния матери, не разрешал Бесме командовать своими слугами. В результатепоследние окончательно разленились, не имея над собой фактически никакогоначальства. В покоях наследника все пребывало в беспорядке, здесь пересталиубираться.

Хаджи-бею ситуация была хорошо известна, но онпомалкивал о ней перед султаном. Зато активно распространял слухи онеряшливости наследника по всей империи. Порой ага кизляру даже приходила вголову мысль, что при удачном стечении обстоятельств не исключено, что егопротеже Селиму, преданному мусульманину и счастливому отцу шестерых крепкихсыновей, удастся заступить на трон Баязета без войны и большого кровопролития.

Осознавая, что с каждым днем сравнение междудвумя принцами становится все больше не в пользу развращенного Ахмеда и что наего фоне красивый сын ненавистной соперницы выглядит в глазах народа все лучшеи лучше, Бесма решила наконец нанести визит в покои своего отпрыска.

Войдя в них, она с гримасой отвращения увиделана полу мусор, разбросанную одежду, гниющие надкусанные фрукты в вазах ивдобавок учуяла стойкий запах мочи. Прямо на полу храпел один из рабов.Приблизившись, Бесма сильно пнула его ногой, тот вскочил.

— Где твой господин?

Раб дрожащим пальцем показал в сад, залитыйярким солнцем. Бесма твердым шагом направилась туда. Задержавшись на минуту втени колонны и ничем не обнаруживая своего присутствия, она приняласьвнимательно наблюдать за открывшейся ей сценой.

Голый по пояс сын развалился на диване укромки бассейна, в котором плескались несколько обнаженных девушек и мальчиков.С годами Ахмед внешне сильно изменился. Он всегда был невысокого роста истрадал от лишнего веса, но многочисленные пороки — чревоугодие стояло отнюдьне на последнем месте — превратили его в настоящего жирного борова. Огромныегруди и круглый живот дряблыми складками нависали на пояс шаровар. Несмотря нато что по законам Корана пить вино правоверным строго запрещалось, он тайновыпивал, и последствия этого были написаны на лице. Маленькие и блестящие,словно буравчики, глаза налились кровью, а некогда прямой, орлиный, как и у Селима,нос распух и был изрезан тонкими синими венами лопнувших сосудов. Седеющиеволосы и борода имели неряшливый вид и явно нуждались в гребне и ножницахбрадобрея.