этому, ведь было бы явным противоречием, если бы мир выглядел прежним для тех, кто переправился через реку невежества. Только им под силу устранить отличия этого мира – или, пожалуй, следовало бы сказать, воспринимать их как должное, ибо различия сохраняются, но уже не играют роли. Там, где с высоты полета орла еще различима река, видно, что она скорее соединяет два берега, нежели разделяет их.

Слияние буддизма и индуизма в Индии

Среди лежащих на поверхности парадоксов буддизма, – этой религии, которая началась с отрицания ритуала, суждений и предположений, милости, тайны и олицетворенного Бога и в конце концов вернула все перечисленное на свои места, – есть один итоговый. В настоящее время буддистами полны все азиатские страны, кроме Индии, – там их не было тысячу лет, и лишь сейчас они появились снова, хотя их очень немного. Буддизм торжествует в мире в целом и терпит поражение (по крайней мере, такое создается впечатление) лишь в стране, где он зародился.

Это поверхностное впечатление обманчиво. Если взглянуть пристальнее, выяснится, что буддизм в Индии не столько потерпел поражение от индуизма, сколько встроился в его рамки. Примерно до 1000 г. буддизм сохранялся в Индии как отдельная религия. Предполагать, что затем его искоренили вторгшиеся мусульмане, было бы неправильно, ибо индуизм выжил. Дело в том, что за 1500-летний период пребывания в Индии отличия буддизма от индуизма сгладились. Индуисты признали правомерность многих реформ Будды, и в подражание буддистским общинам сангха возникли индуистские садху (странствующие аскеты). С другой стороны, буддистские учения все больше напоминали индуистские по мере того, как буддизм открывался в махаяне, – до тех пор, пока в конце концов буддизм не влился в источник, из которого возник.

Только если полагать, что идеи буддизма не наложили никакого отпечатка на последующий индуизм, их слияние можно считать поражением буддизма. В сущности, почти все относящееся к катафатическим учениям буддизма обрело свое место или параллель. Его вклад, принятый индуистами в принципе, хоть и не всегда на практике, содержал акцент, вновь сделанный на доброте по отношению ко всем живым существам, на отказе от убийства животных, на устранении кастовых барьеров в религиозных вопросах и ослаблении этих барьеров в вопросах социальных, а также явный нравственный акцент в целом. По-видимому, идеал бодхисатвы оставил след в молитвах, подобных приведенной далее молитве Шантидэвы из великого классического текста индуизма, «Бхагаватам»:

Я не жажду божественного величия, приходящего с обретением восьмеричной силы и не молю его, чтобы мне более не рождаться; единственная моя мольба к нему – чтобы я ощущал боль других, как если бы я был заключен в их телах, и чтобы в моих силах было облегчить эту боль и сделать их счастливыми.

В конечном итоге Будда был вновь принят как «мятежное дитя индуизма» и даже повышен в статусе до воплощения божества. Цель тхеравады признали целью недуалистического индуизма, и даже утверждение Праджняпарамиты, что вечность – не что иное, как настоящий момент, обрело свой индуистский аналог:

Этот самый мир – обитель веселья;

Здесь я могу есть, здесь пью и развлекаюсь

Рамакришна

Особенно в тантрических школах индуизма последователей приводили к состоянию, в котором они могли воспринимать мясо, вино и секс – все то, что ранее выглядело как самые труднопреодолимые препятствия на пути к божественному, – как меняющиеся проявления Бога. «Мать есть в каждом доме. Как надлежит мне открыть эти вести – как разбивают горшок из глины о пол?»[117].

Рекомендованная литература

Несмотря на то, что он написан в 20-х гг. ХХ в., труд J. B. Pratt, The Pilgrimage of Buddhism and a Buddhist Pilgrimage (New York: AMS Press, 1928) остается всеобъемлющим, интересно написанным рассказом об этой религии. Менее давняя и доступная книга – Richard Robinson and Willard Johnson, The Buddhist Religion (Belmont, CA: Wadsworth Publishing Co., 1982).

Edward Conze, Buddhist Scriptures (Baltimore: Penguin Books, 1959) разумно подходит к выбору отрывков из оригинальных текстов.

Випассана, практика медитации озарения в буддизме тхеравада, прекрасно представлена жителям Запада в книге Joseph Goldstein, The Experience of Insight (Boston, MA: Shambala, 1987).

Две очень разных книги по дзэну, дополняющие одна другую, – Philip Kapleau, The Three Pillars of Zen (New York: Anchor Books, 1989), и Shunryu Suzuki, Zen Mind, Beginner’s Mind (New York: John Weatherhill, 1970).

В книге ламы Anagarika Govinda, Foundations of Tibetan Mysticism (York Beach, ME: Samuel Weiser, 1969), представлена теория тибетского буддизма, в то время как Marco Pallis, Peaks and Lamas (London: The Woburn Press, 1974) – один из прекрасных образцов литературы духовных путешествий, какой когда-либо был написан.

Моя получасовая видеозапись по тибетскому буддизму, «Реквием по вере» (Requiem for a Faith) дает возможность познакомиться с аудиовизуальными аспектами ваджраяны, описанными в разделе «Алмазная молния» данной главы. Эту запись может предоставить фонд The Hartley Film Foundation по адресу: Cat Rock Road, Cos Cob, CT 06807.

IV. Конфуцианство

Первый учитель

Если и существует единственное имя, с которым ассоциируется китайская культура, то это Конфуций – Кун Фу-цзы, или учитель Кун. Китайцы почтительно именуют его первым учителем – не потому, что до него учителей не существовало, а потому, что он занимает самое видное место среди них. Никто и не утверждает, что он создал китайскую культуру единолично, и сам он преуменьшал свою самобытность, называя себя не более чем «любителем древности»[118]. Однако это определение не отдает ему всего должного; оно служит примером скромности и сдержанности, за которые он ратовал, ибо хотя Конфуций и не был автором китайской культуры, он выступил в роли ее главного редактора. Он провеял прошлое, словно зерно, он расставил акценты, он что-то затушевал, а что-то – вычеркнул насовсем, он упорядочил историю вновь и дал к ней примечания, – и он представил свою культуру столь четко, что характер ее был уникален на протяжении двадцати пяти веков.

Читателя, полагающего, что такие достижения возможны лишь в ходе богатой драматическими событиями жизни, ждет разочарование. Конфуций родился примерно в 551 г. до н. э. в княжестве Лу, на территории нынешней провинции Шаньдун. О его предках мы ничего не знаем наверняка, однако ясно, что в ранние годы, проведенные в родительском доме, он жил скромно: «В молодости я находился в низком положении»[119]. Еще до того, как Конфуцию минуло три года, его отец умер, оставив его на попечение любящей, но обедневшей матери. Так