Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повесть «Где нет зимы» рассказывает о тринадцатилетнем Павле и его восьмилетней сестре Гуль, после смерти бабушки брошенных матерью. Двое детей несколько недель продолжают жить в своем доме безо всяких взрослых, пока наконец об этом не узнают сотрудники опеки. Павел водит Гуль в школу, готовит, пока не кончаются продукты, еду, читает сестре на ночь, пытаясь, несмотря на отсутствие матери, соблюдать нормальный ритм жизни. Павел сразу же берет на себя роль взрослого, рассчитывает, на сколько хватит денег, как долго удастся отапливать дом. Он делает это для того, чтобы обеспечить Гуль всем необходимым, хотя сам еще почти ребенок. Сабитова обращает особое внимание на постоянную тревогу и стресс Павла, подробно описывает, насколько тяжело ему в этой ситуации. Павел и Гуль боятся, что их разлучат, если кто-то узнает, что они живут без взрослых, – этот страх почти воплощается в жизнь, когда они оказываются в детском доме.
Гуль тяжело переживает отсутствие матери и возможную разлуку с братом, она перестает говорить, и это молчание постоянно напоминает читателю о тоске и одиночестве девочки. Сабитова мастерски передает симптомы травмы через связь Гуль с любимой куклой Лялькой. Лялька – неодушевленный предмет, бабушка сшила куклу из старых обрезков, но в повести она наделена человеческими свойствами и обладает удивительной способностью замечать все вокруг. Лялька может телепатически общаться с некоторыми персонажами повести – с Гуль, с бабушкой, сшившей куклу, и отчасти с Павлом. Слышат ее и читатели книги: кукла совершенно необходима для передачи мыслей и чувств Гуль, которые иначе мы не могли бы узнать. Лялька становится одним из рассказчиков, сообщая читателю скрытые от детей моменты жизни мамы и чудаковатой бабушки. Лялька сочетает в себе функции всезнающего рассказчика и теневого взрослого Перри Нодельмана. Лялькины главы (включая любопытное отступление о трех бабушкиных швейных манекенах) отражают двойную роль куклы – защитницы Гуль и голоса разума – и помогают читателю понять, насколько трудна эта ситуация для Павла и Гуль, даже если дети сами не осознают своего отчаянного положения.
Сюжет по большей части построен на попытках детей остаться вместе и вернуться в родной дом. В повести есть даже элементы классического побега из тюрьмы (детского дома); чтобы избавить сестру от отправки в детский дом, Павлу приходится предпринимать сложные действия – подслушивать, врать и изворачиваться. В конце концов Павлу и Гуль удается вернуться домой: у них обоих появляется новая мама, социолог по образованию и парикмахер по профессии, немногословная спокойная женщина. Невероятный поворот событий, заканчивающийся почти сказочной развязкой, никак не уменьшает значения детской травмы, страданий и жутковатых событий повести. Как и в произведениях Мурашовой и Петросян, детская травма у Сабитовой становится метафорой коллективной раны, нанесенной юному поколению – этой травме еще только предстоит затянуться.
Ключевые особенности выбора героев, передачи их голосов, сюжеты, темы и изображение агентности ребенка объединяют книги Мурашовой, Петросян и Сабитовой; во всех трех книгах отразились возникшие после 1991 года значительные изменения в отношении к детям и подросткам. Первое поколение авторов постперестроечной детской литературы в каком-то смысле оказалось, как и их персонажи, сиротами. Благодаря событиям 1991 года эти писатели были отрезаны от литературных предшественников, поэтому новым авторам пришлось выбирать свой путь в ситуации, когда старая политическая система была признана тупиковой. Неслучайно герои всех трех произведений – мальчики-подростки, сироты, попавшие в государственные детские дома в переходный момент жизни между детством и взрослостью, дети, существующие на задворках плохо функционирующего общества. То, что герои занимали позицию социальных аутсайдеров, с одной стороны, означало критику общества, в котором столько детей оказалось в орбите госучреждений, с другой – стало способом рассказать реальным детям о реальной жизни. Новые персонажи резко отличались от сирот советской классики – «Красных дьяволят» Бляхина, «Республики ШКИД», «Двух капитанов», повести «На графских развалинах» Гайдара. Хотя советские сироты изображались жертвами предыдущего режима, они в конце концов превращались в чистые источники будущего советского общества487. Герои Мурашовой, Сабитовой и Петросян, наоборот, представали символами трагической неудачи и окончательного исчезновения этого общества.
Анализ литературы первой волны невозможен без обсуждения трех повестей Наринэ Абгарян о Манюне (2010–2012) и повести Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак «Время всегда хорошее» (2008). Эти произведения появились примерно в то же время, что книги Мурашовой, Сабитовой и Петросян, но они резко отличаются по тону и темам повествования. Куда менее трагическое и, наоборот, часто юмористическое изображение детства в советскую эпоху у Абгарян и у соавторов из Беларуси Жвалевского и Пастернак совсем иначе представляет мир, в котором растут герои; эти авторы в удачно сбалансированной пропорции смешивают хорошие, плохие и абсурдные стороны советской жизни. Позитивный настрой, отсутствующий в книгах Мурашовой, Сабитовой и Петросян, по всей видимости, находит отклик у гораздо более широкого круга читателей, о чем можно судить по популярности и финансовому успеху книг Абгарян, Жвалевского и Пастернак.
Автобиографическая «Манюня» Абгарян – современное переложение классического сюжета о двух проказливых друзьях и их невероятных приключениях; в советское время эту роль играла книга Драгунского «Денискины рассказы». Взяв за основу принципы, заложенные в «Приключениях Тома Сойера» Марка Твена, Абгарян все же переворачивает гендерные стереотипы: ее героини – две девочки Манюня и Нара, закадычные подружки, неуправляемый дуэт. Они постоянно носятся где придется, шалят, озорничают, придумывают сложнейшие проказы, делают все не так, как положено, и по большей части ухитряются избегать наказания взрослых, которые за ними приглядывают и раздают задания помогать по дому, – в первую очередь, грозной Ба, бабушки Манюни. Абгарян изобразила девочек нарушительницами всех возможных и невозможных норм; эти маленькие хулиганки ни о чем не заботятся и пренебрегают всеми правилами поведения. Этим Манюня и Нара резко отличаются от персонажей Мурашовой, Сабитовой и Петросян, которые предстают перед читателем попавшими в ловушку жертвами системы. В каком-то смысле Абгарян возвращается к нарративу счастливого советского детства, и все же детство у нее изображено в совершенно другом свете: дети наделены разрушительной силой свободного духа и способны выйти сухими из воды, несмотря на все проделки.
Книга «Время всегда хорошее» Андрея Жвалевского и Евгении