– Мама, боже мой! Что ты делаешь? – Татьянаразрыдалась, а ее спутник благоразумно удалился вниз. Он мгновенно оценилситуацию и решил не вмешиваться в семейную сцену. – Ты с ума сошла? –Тут она в слезах повернулась к Лайаму: – Какого хрена ты делаешь в постелимоего отца, хотела бы я знать? О чем вы оба думаете?! Совсем голову потеряла,никакого уважения к папиной памяти не осталось? – снова накинулась она намать. – Как ты могла притащить его сюда? Как ты могла? Этим ты в Парижезанимаешься? Трахаешься со всеми своими художниками?

Впервые в жизни Саша не подумала над тем, что делает, и,дрожа всем телом, влепила дочери пощечину. Татьяна ответила тем же, а Лайам состоном выпустил из рук кочергу. Его тоже трясло, и он поспешил в ванную, чтобычто-то на себя накинуть. В суматохе ничего, кроме трусов, не обнаружил, чтобыло ненамного лучше, но все же мужское достоинство оказалось прикрыто. Доодежды ли ему было, когда он бросился спасать Сашу от грабителя? Уж лучше бы онвстретился лицом к лицу с вооруженным бандитом, чем с Татьяной.

– Ну-ка, успокойтесь обе! Пожалуйста! – взывал онк рыдающим женщинам, но тщетно. Татьяна в истерике продолжала кричать намать. – Замолчите! Пойдемте вниз и поговорим, – приказал Лайам повозможности спокойным тоном. Никто не собирался его слушать, а потом Татьянаснова повернулась к нему:

– Убирайся из дома моих родителей, подонок! Тебе здесьне место!

Лайам растерялся. В такой ситуации бывать ему неприходилось. Слава богу, Бет не застукала их с Бекки в постели, иначе моглобыть еще хуже, хотя – куда уж хуже? Обезумевшая девица его убить готова, а Сашаумирает от стыда. Все это было ужасно!

– Замолчи! – закричала Саша. – Он мой гость.

– Какой же он гость?! Он твой любовник. До чего же выоба отвратительны! – гневно выпалила девушка, развернулась и бегомбросилась вниз. Через несколько секунд дверь хлопнула и от дома отъехаламашина. Романтический уик-энд у Татьяны не получился. Как и у Саши с Лайамом.Саша сидела на лестнице и, закрыв лицо руками, рыдала. Лайам сел рядом и обнялее. Не хотела она, чтобы дочь узнала об их отношениях таким образом. Саша былав отчаянии и никак не могла унять слез.

– Пойми, Лайам, она теперь навсегда перестанет меняуважать. Она считает, что я осквернила память ее отца. Она возненавидитменя. – Саша едва могла говорить, ее всю трясло. – Обозвала меняшлюхой. Господи… Поверить не могу!

Лайаму все происшедшее тоже казалось невероятным, иединственное, что он мог сейчас сделать, – это по возможности утешить Сашу.Он считал, что Татьяна повела себя чудовищно, какое бы удивление иразочарование ее ни постигло. Наговорила матери такое, что назад не вернешь,даже если Саша и захочет ее простить. А он знал, что так и будет.

– Наши отношения – это не ее дело, – убеждал ЛайамСашу, уговорив ее снова лечь в постель. Лайам присел на кровать, взял Сашу заруки и продолжал: – Ты ничего дурного не сделала. Ты взрослая женщина, твой мужпочти два года как умер. Что же тебе теперь – не жить? Ты находилась у себядома, наедине с любимым мужчиной. Тебе не за что себя корить. – Лайамнежно ее поцеловал. – Она должна перед тобой извиниться, Саша. То, что онасказала, не имеет оправданий. – А если Саша и найдет эти оправдания, то он– ни за что. Маленькая мерзавка! Обозвала его куском дерьма и дешевым жиголо,он такого ни от кого терпеть не станет! Руки так и чесались врезать нахалке, ноЛайам не мог этого себе позволить. Хотя бы ради Саши. Незачем было подливатьмасла в огонь. Но оттого, что Татьяна столько наговорила и так бурно среагировалана их присутствие в семейной спальне, страдали оба.

– Это ведь и ее дом, – жалобно проговорилаСаша. – Она имеет право здесь быть. Я просто пока не хотела ей говорить онас, а эта сцена… Господи, теперь это будет всегда стоять между нами. –Она чувствовала себя проституткой, застигнутой с клиентом. Дочь обвинила ее вовсех грехах. Только на рассвете они наконец уснули, проговорив несколько часовкряду, пытаясь найти себе оправдание и как-то примириться с ситуацией. УснулаСаша в слезах в объятиях Лайама, а в половине десятого их разбудил телефонныйзвонок. Звонил Ксавье, из Лондона. Сестра позвонила ему ночью и все рассказала.В ее изложении все выглядело омерзительно. Она сказала, что застала Лайамарасхаживающим голышом по дому, явно после секса с их матерью. В первый моментКсавье опешил, в особенности из-за нарисованной сестрой картины. Но потом,успокоившись и поразмыслив на холодную голову, пришел к выводу, что не имеетничего против такого союза. Лайам ему симпатичен, а матери он желает толькосчастья. Единственное, что его огорчало, так это то, как это все выглядело вглазах сестры. Когда он звонил, в Лондоне было уже половина третьего дня. Едвауслышав его голос, Саша залилась слезами. Она глубоко страдала.

– Мой мальчик, прости меня…. Я не могла… Я думала… Всесовсем не так, как решила Тати. О боже… Что же теперь делать? – Саша былаубеждена, что отношения с дочерью испорчены навсегда, а большего стыда она вжизни не испытывала. Никакой роман не стоит того, чтобы ради него разрушать семью,терять детей. Она любила Лайама, по крайней мере ей так казалось, но на первомплане для нее всегда будут оставаться дети. И она страшно боялась, что Ксавьетоже осудит ее.

– Для начала тебе надо успокоиться, – резоннозаметил сын. То же самое он говорил и сестре, когда та разбудила его в шестьутра и истерически рыдала в трубку, обзывая мать шлюхой. Он велел ей немедленнозамолчать, и Татьяна замолкла. Потом они долго говорили. Ксавье убеждал сестру,что ничего ужасного не произошло. Он говорил, что Лайам хороший малый, егоблизкий приятель и он их сам познакомил, хотя то, что случилось, было и длянего неожиданностью. Ксавье и в голову не могло прийти, что у них можетзавязаться роман. Но он считал, что мама имеет право на счастье и ей решать, скем она его найдет. Это сугубо личное дело. И еще, заметил он сестре, мать невыставляла свои отношения с Лайамом напоказ, ведь никто ничего не знал. Дажеон, хотя и видел их вместе, ни о чем не догадывался. И нечего из матери делатьчудовище, падшую женщину! Она – свободная женщина, и она вправе выбрать себемужчину. И неважно, что Лайам на несколько лет моложе, это их тоже не касается.

– Как она может делать это в папиной постели? Этомерзость! – всхлипывала Татьяна. Отца она боготворила и до сих пор немогла примириться с его смертью. А теперь, вдобавок к ее горю, в его кроватьмать уложила чужого мужика.

– Тати, это ведь и мамина постель тоже. Куда,по-твоему, ей деваться? Нам еще повезло, что она нас пускает в этот дом. Моглабы и не пускать. Папа ведь его ей оставил.

– Шла бы в отель!

– Вот это уже было бы мерзко. Тати, она имеет на этоправо, а он приличный человек, клянусь тебе! Я его хорошо знаю.

– Да уж, «приличный»! Нищий художник – за ее деньгамиохотится. За нашими деньгами, между прочим, – уточнила она, рассчитываявосстановить брата против друга. Но это не сработало. Ксавье был знаком сЛайамом не один год.