розы с сердцем в середине, из которого вздымается Латинский крест[224]. Роза, сердце и крест являются, все вместе и по отдельности, древними священными знаками, которые относятся к религии символов и означают очищение через страдания и обретение гармонии с божественным. Лютер, возможно, объединил их в символ Христианской жизни.

Но только в 1593 году этот символ стал сокровенным знаком тайного общества, очевидно, теософского и протестантского, и ещё не называвшегося обществом розенкрейцеров. Спустя пятьдесят семь лет после смерти Гогенгейма, Симон Студион основал в Нюрнберге первое Братство розенкрейцеров и назвал его Militia Crucifera Euangelica[225]“, и именно он детально разработал тайную символику Розы и Креста. Но лишь в первые годы XVII века это братство стало известно как Общество розенкрейцеров. В то время публиковалось немало трактатов, претендовавших на объяснение мифического происхождения доктрины розенкрейцеров, но они оказывались вымыслом. Известность Парацельса ассоциировалась с Братством Студиона, потому что его члены были исследователями природы и признавали его научные доктрины в химии и астрономии, которые выражали его взгляды на эволюцию и сложились в передовую теорию. Именно эта связь создавала мнение о его философских сочинениях как об источнике учёности розенкрейцеров. Однако Парацельс умер более чем за пятьдесят лет до основания Militia Crucifera Euangelica, а плоды изобретательности Иоганна Валентина Андреа[226], священника в Тюбингене, а позже аббата Адель-сбергского в Штутгарте, появились только в 1614 году. Этот человек скомпилировал придуманные им памфлеты в надежде, что они могли бы способствовать реформации в среде духовенства. На смертном одре он признался, что задумывал их как сатирические басни, но заглавие вошло в жизнь германоязычного мира, и общества розенкрейцеров появились в Нюрнберге, Гамбурге, Данциге и Эрфурте. Пример оказался заразительным, и движение распространилось на Голландию и Италию, и особенно активно проявило себя в Мантуе и Венеции. На собраниях члены общества были одеты в особые одежды – чёрный плащ с синей лентой, украшенной золотым кольцом и розой, и они прибегали к буддийской тонзуре[227]как символу восточного влияния, которое привело к образованию «Истинного Ордена Золотого и Розового Креста».

«Все должны были нести крест страданий, прежде чем они стали способными нести венец победителя; все должны были подавить свои личные эгоистические желания и утратить интерес к тем вещам, которые затягивают душу в сферу суетных желаний и иллюзий, прежде чем они смогли ощутить её расширившиеся духовные способности в лучах восходящего солнца».

Мы не можем не признать Розенкрейцерство как своего рода рецидив первичной, мистической культуры, обращённой в христианство, как были [в своё время] обращены жречество и церемониал язычества, и содержащей те же вечные ценности, которые создали цивилизацию Востока за тысячелетия до Христианства.

Предание, что Парацельс изготовлял золото, передавалось столетиями после его смерти и основывалось на неумирающей способности к сочинению химерических фантазий, которая отличает человеческий разум от животного. Парацельс и говорил и писал с насмешкой и презрением о «золотоварах». Для него химия была возможностью нахождения путём анализа и комбинирования лечебных средств. Тем не менее сами его секретари маниакально цеплялись за иллюзию в надежде застать его однажды за этим занятием и узнать его способ. То, что он знал об этом, не вызывает сомнений. Это было причиной лицемерной верности Опоринуса, «этого архиплута, который неотступно следует за мной по пятам, как тощая ворона за издыхающей овцой».

Он забавлялся их наивным и упрямо-безрассудным предубеждением. И один розыгрыш описан «студиозусом Францем» в письме, опубликованном Михаэлем Неандером в 1586 году, из которого мы приводим цитату:

«Однажды он сказал мне: „Франц, у нас нет денег“ и дал мне гульден, чтобы я сходил к аптекарю и принёс ему фунт ртути. Я всё исполнил и принёс ему ртуть да ещё сдачу, так как она в то время была дешёвой.

Затем он положил на горн четыре клинкера[228] так плотно один к другому, что воздух под ними почти не имел выхода, вытряхнул ртуть в тигель и поставил его на клинкеры, а мне велел выложить вокруг тигля пылающие угли, а сверху насыпать на них ещё углей и угольной пыли. Потом он вышел вместе со мной в комнату и, спустя немалое время, произнёс: «Наш крылатый невольник, пожалуй, улетит от нас, надо бы посмотреть, что он там делает». Когда мы вошли, он уже дымился и улетучивался. Он сказал: «Послушай-ка, ухвати ком клещами и придержи его внутри немного, он скоро расплавится». Так всё и случилось. Потом он сказал: «Вытащи клещи и накрой тигель, разведи посильнее огонь, и пусть он так стоит». Мы вернулись в комнату и не вспоминали о содержимом тигля в течение получаса, а потом он сказал: «Пора посмотреть на то, что нам Бог даровал; снимай крышку». Я исполнил это, но огонь совсем погас, и в тигле всё затвердело. „Каково оно из себя?“ – спросил он. Я ответил: „Оно жёлтое, как золото“. – „Да, – сказал он, – это должно быть золото“. Я снял тигель, открыл его, так как он был уже холодным, и вынул комок. Это было золото. Затем он сказал: „Возьми его и отнеси к ювелиру, что рядом с аптекой, и попроси его дать мне денег за него“. Я исполнил и это; ювелир взвесил его, вес оказался на унцию[229] меньше фунта; затем он вышел и вернулся с деньгами в плоском кошеле из плотной бумаги, полном рейнских гульденов, и сказал: „Отнеси это своему хозяину и скажи, что это не всё, но я пришлю ему остальное, когда заимею“.

Это был катышек величиной примерно с лесной орех, залитый красным сургучом, но что было внутри, я, по молодости, не отважился спросить, но, думаю, спроси я его, он сказал бы, так как всегда проявлял ко мне расположение».

В этом розыгрыше аптекарь и ювелир неплохо исполнили свои роли.

В своей «Большой Хирургии» он повествует:

«Оказалось, что в химических исследованиях были сделаны именно те замечательные открытия, которые содействуют продлению жизни. А следом за ними идут золототворящие тинктуры, которые предполагали преобразование металлов. Так была изготовлена тинктура, которая окрашивает металл. И на подобной основе возникло мнение, что в металлах можно произвести изменение и одно вещество превратить в другое, так что грубое, необработанное и с примесями вещество можно преобразовать в не имеющее примесей, очищенное и доброкачественное. Такого рода разоблачения, всегда связанные с попытками превращения в золото и серебро, я осуществлял в разных вариантах».

Мы уже знаем о его отношении к астрологии – науке, которая вызывала острый интерес у его современников и даже у таких