– Разрешите войти? – вежливопоинтересовался я, очень удивленный нарядом Нико.

По какой причине она закуталась в милицейскуюшинель?

– Уйди, мужик, – устало махнулкапитан, – потом заглянешь.

Николетта повернула голову и усилила звук.

– Произвол! Геноцид! Непременно пожалуюсь вКомиссию по правам человека! Возбужу дело в Международном суде в Гааге! ЭтоВава!

– Кто? – обморочным голосом спросилкапитан.

– Иван Павлович Подушкин, – быстропредставился я, – сын дамы, которую вы арестовали.

– Вава, – подскочила маменька, –какой сын! Разве у молодой женщины могут быть старые дети!

– Что случилось? – спросил я.

И тут в отделение с охапкой плюшевых зайцев вруках ворвался Владимир Иванович.

– Нико, – громовым голосом заоралон, – ты жива?

– Да, – моментально растеряв злобу,ответила маменька, – ой, зайчики. Это мне?

– Конечно, любимая, – засюсюкал ВладимирИванович, приблизился к супруге и услышал призывный плач своего мобильного.

– Ну чтоб им пусто стало! – разъярилсяотчим.

Он быстро высыпал длинноухих на стол передсовершенно обалдевшим капитаном, вытащил из кармана сотовый и громогласнозаявил:

– И? Патроны не достали? Уроды! Почему? Какнету на складе? Приеду, всех урою. Что с Петькой? Его еще не пристрелили?Ребята, вы меня доведете до ручки. Я рассержусь! Еще два часа назад я велелразобраться с Петькой, Анютой и Сенькой. Вы это сделали? Анюты уже нет?Классно! Почему у нас Петька с Сеней живы? А? Отвечай! Ничего сами не способнысделать! Я лично должен на место прибыть? Сказал же: у меня медовый месяц!Медовый месяц! Я тоже человек и не могу постоянно париться по поводу отсутствующихпатронов. Придушите его, сварите в кипятке, положите под танк, воткните вглотку зонтик и откройте, сделайте хоть что-нибудь, но до полуночи он долженпомереть!

Молоденький сержантик, став серым, тихоопустился на корточки, капитан вытаращил глаза, мне стало неловко, а ВладимирИванович, запихнув мобильный в пиджак, каменным тоном осведомился умилиционера:

– За что арестовали мою жену?

– Эгисбиеционизьм, – выдавил из себякапитан.

– Эксгибиционизм, – машинально поправил ядежурного и удивился: – Вы шутите?

– Нет, – помотал головой капитан, –мы шли с обходом, видим: стоит на весах голая тетка.

– Я вам не тетка, – подскочила маменька.

– Но ведь и не мужик, – не принялвозражений капитан. – Машинист управления хохочет. Не дело это!

– Какой машинист? – потряс головойВладимир Иванович. – Тут железная дорога есть?

– Галка, – подал с пола голоссержантик, – она при весах дежурит, должность ейная называется машиниступравления автоматическими весами автомата автоматической выдачи игрушек ценойв сто рублей.

У меня закружилась голова.

– Милая, – растерянно спросил ВладимирИванович у дражайшей половины, – зачем ты сняла одежду, так и до простудынедалеко!

Маменька вытащила из-под шинели косорылогокролика.

– Вот, грабельками достала! Как хотела, так исделала!

– Ты решила избавиться от лишнего веса, –осенило меня, – поэтому и разделась.

– Ну да, – пожала плечамимаменька, – не успела зайку взять, как невесть откуда появляется бомж,цапает мой костюм, я его на стул повесила, и уносится прочь. Я пряморастерялась, и тут выруливают двое полицейских и, вместо того чтобы броситьсяза вором, кидаются на меня, заворачивают в вонючий кусачий плащ и притаскиваютсюда! Милый, разберись!

Владимир Иванович оперся руками о стол.

– Любезнейший, – улыбнулся он.

– Это не плащ, – быстро сказалкапитан, – а шинель!

– Какая разница, – топнула ногойНиколетта, – царапает и кусается. И вообще, она воняет кошкой, а у меня наних аллергия!

Скажите, вас никогда не удивлял странный факт:многие женщины жалуются на сенную лихорадку, кричат точь-в-точь как сейчасНиколетта.

– У меня почесуха от кошек.

Но почему тогда ни одна из них не отказаласьот норковой шубы? Да простят меня зоологи, но норка и кошка вроде быродственницы, если вас покрывает прыщами от прикосновения к одной, то вы должнычихать и от общения с другой.

– Любезнейший, – улыбнулся ВладимирИванович, – вот моя визитка, давайте решим дело миром. Жена не хотеланичего плохого, мечтала всего лишь добыть зайку.

– Кролика? – растерянно уточнил капитан,изучая надпись на этикетке. – Ой! Вы тот самый? Да?

– Ну, – зарделся ВладимирИванович, – не люблю шума, обычно я соблюдаю инкогнито, но… да! Тот самый.

– И бандиты ваши?

– Да.

– И со Зверем знакомы? – с детскойрадостью продолжал капитан.

– Верно, мы дружим.

– Скажите, он правда такой? Ну… этакий!Понимаете?

– Конечно, – кивнул ВладимирИванович, – знаете, вне, так сказать, служебных рамок, Зверь тихийчеловек, у него даже хомячки живут.

– Можете мне на своей визитке автографоставить? – взмолился капитан. – Пожалуйста!

– Нет проблем, – кивнул ВладимирИванович.

– А грабежи еще будут?

– Планируем на июнь, – спокойно ответилотчим.

– Вот бы мне к вам попасть, – щелкнулязыком капитан, – небось платите хорошо!

– У каждого своя ставка.

– А Зверю сколько дают?

– Право, мне не слишком удобно разглашатьчужой секрет, – замялся Владимир Иванович, – но вам, если пообещаетене болтать, скажу: три тысячи в день.

– Рублей?

– Нет, конечно, долларов.

– Мама родная, – присвистнул капитан, –ну не дурак ли я был, когда в ментовку пошел!

– Так я могу забрать жену? –поинтересовался отчим.

Капитан вскочил на ноги.

– Конечно, ясное дело, безо всяких вопросов.Уж простите, коли чего не так вышло. Мы плохого не хотели! Боялись, простудитсядама, стоит на весах в одном бельишке. Это не я! Это Андрюха хай поднял! Началв вашу жену пальцем тыкать: «Глядите, Александр Петрович, безобразие».