Николетта разинула рот, я испытал огромноежелание удрать из магазина до того, как потолок упадет на голову глупышки, номаменька отчего-то решила оставить продавщицу в живых. Она взяла молодого мужапод руку и жалобно протянула:

– Хочу игрушечку! Из автомата! Только ее! Мненужно встать на педальки и получить из грабелек подарок.

– Любимая, – засуетился ВладимирИванович, – может, перекусим? Закажем хороший коньяк!

Николетта накуксилась еще больше.

– У меня от горя пропал аппетит, –прошептала она, – хочу игрушечку.

– Пошли, пошли, – настаивал ВладимирИванович, – вон туда, в «Лобстерхаус». Ваня, возьми Нико под другую руку,бедняжка расстроилась до слез, не могу равнодушно смотреть на ее страдания.

И тут в кармане отчима ожил мобильный, онвытащил его, посмотрел на экран, и я поразился мгновенной перемене выражениялица Владимира Ивановича. Мягкую улыбку словно ветром смело, глаза потерялинежный блеск, губы сжались в нитку.

– Да, – рявкнул отчим, – кто? Ты? Явелел меня не беспокоить, с женой отдыхаю! Что? Он? Когда? Пристрели его!Петька? Его тоже пристрели! Анюта? Ну уж с бабой вы и без меня справитесь. А!Хорошо! Ее тоже пристрелите. И больше не дергай папу по пустякам! Неужели дажес такой ерундой сами разобраться не можете?

Сунув мобильник в пиджак, отчим повернулся комне.

– Знаешь, Ваня, сколько людей ни воспитывай, асамому во все вмешиваться приходится. Милая, пошли в «Лобстерхаус».

Всхлипывая, Николетта подчинилась, мы дошли доресторана, уселись за большой стол, и Владимир Иванович, раскрыв меню,недовольно воскликнул:

– Что-то порции тут китайские! «Креветки срисом» – сто граммов.

Николетта перестала вздыхать.

– Значит, каждое блюдо имеет вес? –взвизгнула она.

– Конечно, дорогая, – закивал муж, –вот, обрати внимание, салат из лобстера и цифры: пятьдесят, сорок, два. Нет,они точно китайцы. Пятьдесят граммов салата и сорок морского гада! Два, думаю,это вес соуса. Ну разве таким количеством наешься? Как полагаешь, Ванек?

Я закашлялся. «Ванек» – это что-то новенькое,так меня еще не обзывали, до сих пор я полагал, что хуже клички «Вава» в жизнине услышу. Ан нет, оказывается, может быть и хуже. И как бы вы поступили намоем месте? Стукнули кулаком по столу? Швырнули салфетку на пол? Разорвали менюс криком: «Извольте обращаться ко мне Иван Павлович!»?

Я отложил кожаную папку и покорно ответил:

– Мне больше по душе мясо!

– У нас «Лобстерхаус», – пафосно напомнилофициант.

– Постойте, – взвизгнула маменька, –если я все это съем, куда граммы денутся?

Халдей уставился на Николетту.

– Простите, я не понял.

– Боже! Вы соображаете как страус, –обозлилась маменька, – вес порции указан?

– Да, естественно, возле каждого блюда, –закивал парень.

– Если съем еду, то куда денутся граммы?

– Они попадут в ваш желудок, –окончательно растерялся юноша.

– Вы не правы, голубчик, – вздохнулВладимир Иванович, – через два-три часа еда… кхм, да, ну в общем, того!

– Мне столько времени не надо, –ажитированно перебила его Николетта и обратилась к официанту, – милейший,у вас есть калькулятор? Ну-ка, дайте его сюда!

Тоненьким пальчиком маменька потыкала в кнопкисчетной машинки, услужливо протянутой официантом. Нежным голоском онакомментировала свои вычисления:

– Надо иметь вес пятьдесят килограммов, мне нехватает… шестьсот пятьдесят граммов, пусть, для верности, семьсот… Ага…следовательно, так, двести, плюс тридцать, прибавим девяносто пять… Фу!Записывайте заказ! Салат из тунца, стейк из акулы, риетиз лососо и… э… кусокхлеба сколько весит?

– Десять граммов, – поклонился официант.

– Супер, – захлопала в ладошимаменька, – как раз его и не хватало. Ну, что стоите, бегом на кухню! Айн,цвай, драй!

– Ты решила поесть и встать на весы, –догадался я.

– Именно так, – забила в ладошимаменька, – прыгну на педальки, и грабельки зацепят игрушку! Хочу зайчика!Вы тут посидите, а я сбегаю руки помою.

Николетта метнулась в сторону туалета.Владимир Иванович крякнул:

– Эх, Ванек, Нико необыкновенная! Я с неймолодею! Как приятно доставлять человеку радость. Все мои прошлые бабы ей вподметки не годятся. Никаких желаний у них не было. Поведешь в кабак, глаза впол опустят и ноют: «Ой, как дорого, пошли домой, суп есть, зачем в ресторанесидеть!» Тьфу! А Нико! Огонь! Я ее на руках носить буду!

Тут у Владимира Ивановича вновь ожилмобильный, отчим глянул на дисплей, и снова его лицо стало жестким.

– Алло! Опять! Почему не пристрелил? Как этонет патронов! Принесите со склада! Надоели! Что? Хорошо, предлагаю другойвариант: если нельзя пристрелить, можно придушить! Чем, чем! Да веревкой,ремнем, шнурками, простыней, подушкой… Вы работать будете? Нет, сам не приеду,имею я право на медовый месяц? Вот-вот, сделайте шефу подарок, живенькоразберитесь с этими… ну ты понял, чудаками.

Высказавшись, отчим сунул трубку в карман ишумно выдохнул.

– А вы кем работаете? – я решился задатьмучивший меня вопрос и положил на стол мобильный.

Владимир Иванович схватил стакан с водой,залпом осушил его и ответил:

– Бизнес у меня, Ванек, я хозяин, плачу налогии сплю спокойно.

– Принесли еду? – закричала Николетта,подбегая к столику. – Я твердо намерена получить зайку. Фу, Вава, какой утебя страшный телефон. Когда купишь приличный?

Николетта схватила мой сотовый, повертела его,потом открыла сумочку и достала пудреницу, я занялся едой.

Спустя сорок минут мы снова подошли к весам.

– Опять счастья попытать хотите? –заулыбалась баба.

– Давай сто рублей, – ажитированнопотребовала у меня маменька, становясь на педали.

Купюра исчезла в автомате, грабелькивздрогнули и двинулись вперед, замерли, опустились, зацепили что-то черное, сизогнутой палкой, и выбросили в лоток.

– А где зайка? – обиженно протянуламаменька. – Вы мне обещали вон того пушистика.

– Не, – протянула баба, глядя настрелки, – по вашему весу смерть выходит!

Николетта схватилась за сердце.

– Кто?