другого, не в состоянии. Полагаю, ни один человек в мире не способен объяснить, разложив свои чувства по полочкам.

— Сандра, — воскликнул мужчина, — я меньше всего хочу вызвать тебя на объяснения по этому поводу. Давай попробуем отвлечься от эфемерных понятий, как то: любовь, влечение, и перейти к практической стороне вопроса.

— Не понимаю, каким образом это связано.

— Ты только представь, на какую жизнь обрекаешь себя, оставаясь в Сосновке.

— Вообще-то, я очень хорошо представляю себе жизнь в деревне. С шести лет мы с Лорой иногда целое лето проводили у моей второй бабушки.

— В самом деле, — растерянно сказал Владимир. — Надеюсь, не в той самой Сосновке?

— Нет, — спокойно возразила Александрина, — в Боровом. Это гораздо дальше, в шестидесяти километрах от города. Там я и родилась.

— Но это всего лишь детское восприятие. В гостях у бабушки ты наверняка была избавлена от необходимости каждодневного изнуряющего труда.

— Представь себе, мы с Лорой не росли сорванцами-бездельницами. И всё, что касалось хозяйства, интересовало нас не меньше, чем походы с дедом на рыбалку и детские игры.

— Надо же, — удивился Пустовалов, — какие интересные сведения всплывают.

— Весьма несвоевременно, — заметила молодая женщина.

— Что?

— Весьма несвоевременно всплывают, — повторила Александрина. — Тебя ведь никогда не интересовало моё прошлое. Безусловно, это не главная, но уж точно одна из причин, по которой угасает любовь.

— Странно, — искренне недоумевая, произнёс Пустовалов. — Никогда бы не подумал. Что может быть интересного в прошлом? И чем особенным отличаются события детства у ребят, растущих на стыке эпох? Да ничем, — ответил он сам себе. — Не люблю вспоминать детство, — помотал головой Пустовалов, как бы отмахиваясь от воспоминаний. — Да и вспоминать тут особо нечего.

— Володя, ты серьёзно? — поразилась молодая женщина. — Неужели, вспоминая о детских годах, ты придаёшь значение тому, сколько времени проводили родители в очередях, добывая продукты? Или как трудно приходилось моей бабушке, имея на руках тяжелобольного деда, растить меня практически одной?

— Ты росла без родителей?

Да, представь себе! Они оказались в числе ликвидаторов Чернобыльской аварии и ушли один за другим, едва мне исполнилось четыре.

— Припоминаю, — осёкся Пустовалов, — ты вроде бы что-то об этом говорила. Но я не знал, что так рано.

— Так вот, Володь, дело не в трудностях, связанных с прошлой жизнью, а в нашем отношении к ним. В поступках родных и друзей, в нашем собственном восприятии. Ты же сам рассказывал мне о своём отце, который не кинул никого из тех, кто одалживал ему деньги на акции завода. И мне было очень приятно это узнать.

— Да, но его самого кинули…

— Это уже о других людях, не имеющих никакого отношения к нашим близким. А твоё единственное упоминание об отце крепко запало мне в душу. На тот момент мне очень хотелось поближе с ним познакомиться, чтобы узнать, каким ты рос, чем увлекался в детстве.

— Но ты никогда не спрашивала меня о прошлом.

— Потому что боялась тебя потерять, — просто пояснила Александрина.

— Не понимаю.

— Тебя ведь не интересовало моё прошлое. Поначалу мне казалось, что попытки выспросить о чём-нибудь вызовут твоё отторжение. И я, попросту говоря, не осмеливалась. А потом мне стало отчаянно этого не хватать.

— Разговоров о прошлом?

— Не только, — покачала головой Александрина. — Много чего: рассказов о детстве, взаимного интереса, утренней близости, общего молчания. Ты потрясающий человек, Володя. Твоя увлечённость, стремление ко всему новому, умение достигать совершенства во всём, чем бы ни занимался, подкупают. Но, — она смущённо улыбнулась, вызвав у сидящего напротив мужчины учащённое сердцебиение, — должно быть, я — слишком приземлённый человек. Для меня имеют огромное значение обыденные вещи. Например, поцелуй перед уходом на работу; внезапное пробуждение посреди ночи, когда трогаешь губами лоб заболевшего любимого человека, проверяя, не повысилась ли у него температура. И множество других. Теплота и нежность, внимание и забота, терпение и способность сопереживать. В общем, я — обычная женщина, — улыбнулась Александрина, — которая хочет тихого семейного счастья. Детей, — осторожно добавила она со значением.

— Сандра, а ты не подумала о том, насколько хрупким может оказаться счастье в семье без материального достатка? Уверен, тебе очень скоро надоест тащить на себе семейный воз. И муж, не способный достойно содержать семью, станет вызывать твоё отвращение.

— Володь, — ответила молодая женщина, изумляя Пустовалова своей невозмутимостью, — полагаю, нам не стоит это обсуждать. У нас с тобой разное восприятие того, что подразумевается под словом «достойно».

— Каким бы ни было наше с тобой восприятие, — неожиданно вспылил Владимир, — значение у него только одно. Взрослый человек ещё способен мало-мальски себя обеспечивать. Но детей с первого дня жизни надо кормить, одевать. Впоследствии придётся учить, помогать в обеспечении жильём и работой. А, главное, развивать чувство прекрасного, интерес ко всему новому, умение выживать в сложном мире, быть сильным и по мере возможности независимым. Как, скажи на милость, можно растить детей в какой-то Сосновке? Там и школы-то нормальной нет.

— Володя, — мягко обратилась к нему Александрина, — можешь ответить? Ты не поменял своего мнения, что отцу лучше подключаться к воспитанию ребёнка с двух лет?

— Какое это имеет значение? — безучастно вздохнул Пустовалов.

— Просто мне стало любопытно.

— Если скажу, что поменял, у меня есть шанс вернуть тебя?

— Ты как ребёнок, честное слово, — тихо рассмеялась молодая женщина. — Шансов нет, Володя.

— А как тебе перспектива провести отпуск в огороде? — продолжал Пустовалов, откровенно игнорируя тему детей. — Только представь, Сандра, пятьдесят шесть дней! Без моря, без увлекательных путешествий. Да ты же с ума сойдёшь!

— Наверное, уже сошла. От любви.

— Похоже на то, — пробурчал Владимир. — Сандра, да спустись же наконец с небес на землю! — добавил он сердито. — Любовное сумасшествие вскоре прекратится, разум вернётся. И вот тогда ты ужаснёшься. Пожалеешь о том, что мыслила эфемерными категориями. Забота, сопереживание! Они ничего не стоят по сравнению с материальной возможностью оградить любимую женщину от забот и неприятностей.

— Володя, — проникновенно заметила Александрина, — то, что ты называешь эфемерным, на самом деле, незыблемо. Ты же не станешь отрицать, что денежных средств можно лишиться в одночасье. Причём по независящим от нас обстоятельствам. И предприимчивость может подкачать, и удача неожиданно отвернуться. А добрый, заботливый человек, я уверена, не растеряет своих качеств при любых трудностях.

— Сандра, — с обидой произнёс Пустовалов, — но я же совсем не это имел в виду. Неужели ты считаешь, что я мыслю настолько примитивно? Вроде того, выбирай, любимая, между денежным мешком и раем в шалаше.

— Тогда объясни, пожалуйста, что ты имел в виду, — тепло попросила Александрина, в очередной раз отметив, насколько им с Владимиром непросто даётся взаимопонимание, когда речь идёт о чувствах.