Я заставляю себя смотреть на нее, когда Финниан и Райдер входят в палатку с кем-то, кого я не узнаю. Он кланяется Кейдену, прежде чем обойти стол и направиться ко мне.

— Я видела глаза моих драконов, — шепчу я, прежде чем облизнуть пересохшие губы и улыбнуться, когда он опускается на колени, берет мою руку и прижимает ее к своему лбу.

— Королева Элоин, позвольте мне представить вам генерала Брэкстона из Варавета, — говорит Райдер, садясь слева от Кейдена.

— Ваше Величество, — говорит он, прежде чем встать. — Для меня большая честь познакомиться с вами.

Воспоминание звенит в моем мозгу.

— Ты был в Ладиславе после атаки. — Это был человек, отдававший приказы, пока Финниан уносил меня.

— Да, миледи. Я работал с генералом Нередрасом над усилением безопасности.

Я улыбаюсь и киваю, когда Саския тянет меня за руку и сажает справа от Кейдена, садясь рядом со мной, напротив Финниана. Она готовит перо, пока взгляд Кейдена скользит по моему лицу, прежде чем он жестом приглашает Брэкстона начать.

— Командир Велес выследил последнего ассасина прошлой ночью, и с дополнительной безопасностью Ладиславы, Верендуса и границы, я не думаю, что нам придется беспокоиться о дальнейших попытках. — Он замолкает, его взгляд нервно метался между Кейденом и мной, пока он ерзал на своем месте. — Однако я не понимаю, как они могли все это провернуть, не поместив сюда шпиона.

— В наших рядах? — спрашивает Саския.

Пальцы Финниана дергаются на столе, словно он хочет натянуть стрелу на тетиву лука.

— Нет, за такую работу должен взяться кто-то, несомненно преданный Имирату, — отвечает за него Кейден. — Кто-то, кто организует попытки, оставаясь незаметным, чтобы довести дело до конца.

— Мой отец больше всего доверяет солдатам из своей личной охраны. — Я провожу пальцами по ножам, вспоминая годы, когда они пытали меня. Он мог доверять им, что они будут молчать. Мысль о том, что кто-то из них следит за каждым моим шагом, заставляет меня покрываться мурашками. — Я могу предоставить подробности, исходя из того, что я помню, хотя они, скорее всего, под вымышленными именами, и я уверена, что несколько охранников уже сменились.

— Любая информация полезна, — говорит Саския, прежде чем засыпать Брэкстона дополнительными вопросами.

Чувство в моей груди становится острее, настойчивее, и мои глаза снова устремляются к пламени. Оно пытается мне что-то сказать, я чувствую это в своих костях. Я расстегиваю кулон на шее и бросаю лунный камень на стол, когда металл обжигает мою ладонь.

Кейден наклоняет голову ближе ко мне, но его лицо размыто. Единственное, что я вижу ясно, это огонь.

— С тобой все в порядке?

— Мне просто нужно немного воздуха. — Но у меня слишком кружится голова, чтобы стоять.

— Я провожу тебя, — говорит Финниан, начиная вставать.

— Я на минутку. — Я встаю со стула, не отрывая глаз от огня. Возникает еще один образ: амулет, подаренный мне жрицей. Я вспоминаю, как видела его на столе у Кейдена вчера вечером, и вырываю запястье из его хватки, выбегая из палатки, не оглядываясь.

— Элоин! — кричит он, когда я уже на полпути по тропинке, и я знаю, что Финниан будет наступать ему на пятки. Они скажут, что амулет, слишком рискованный вариант, но я не позволю нам потерпеть неудачу.

Я ускоряю шаг, когда вхожу в другую палатку и срываю амулет со стола, задыхаясь, когда он пульсирует в моей руке, как сердце. Металл теплый, манящий, искушающий. Разительный контраст с тем, когда я впервые держала ожерелье.

— Положи это. — Кейден замирает на месте, когда я подношу амулет ближе к шее. Финниан, Райдер и Саския вскоре следуют за ним, обмениваясь растерянными и обеспокоенными взглядами.

— Жрица сказала, что это необходимо для нашей миссии, — говорю я, пытаясь рассуждать здраво.

— Ты необходима! — рычит он. — Связь с твоими драконами не зависит от какого-то дешевого колдовства. Связь, в твоей душе.

— Положи ожерелье, и мы вместе разберемся, — говорит Финниан, делая осторожный шаг вперед. Если бы я моргнула, я бы пропустила, как они с Кейденом обменялись коротким взглядом.

— Некоторые риски должны быть оправданы. — Я застегиваю цепь на шее и чувствую, как проваливаюсь в бесконечную тьму, прежде чем все вокруг затихает.

Влажный камень вдавливается в меня и просачивается сквозь одежду. Две змеи скользят по моим рукам круговыми движениями, а золотые пятна исходят от их тел и порхают в воздухе вокруг меня. Они освещают темный угол, в котором я нахожусь, но мои пальцы проходят сквозь их прозрачные тела, когда приближаются тяжелые шаги. Я вытаскиваю два ножа из кобуры и прыгаю вперед, чтобы атаковать, но охранник даже не смотрит на меня.

Он проходит сквозь меня.

Змея скользит вокруг моей ладони, а я смотрю на нее и понимаю, что я невидима. Я не более чем облачко холодного воздуха в этом сыром, темном зале.

Змея на моей правой руке скользит вперед, и я следую за ней. Амулет, очевидно, перенес меня сюда по какой-то причине, и я не знаю, сколько у меня времени. Не могу сказать, что я думала, что амулет заставит меня следовать за змеями по коридору, но полагаю, что в моей жизни случались и более странные вещи.

Змея поворачивает за угол, но я останавливаюсь, словно мои ноги вросли в каменный пол.

Я в Имирате.

Амулет пульсирует на моей шее, побуждая меня двигаться вперед, но внезапно я уже не двадцатипятилетняя девушка, уставившийся в свою старую камеру, а шестилетний ребенок, барабанящий по прутьям, за которыми я заперта.

Мои ноги отказывают, и я хватаю ртом воздух. Я затыкаю глаза ладонями и борюсь с натиском воспоминаний, которые я держу под замком.

Золотые крапинки оживают в камере, превращаясь в маленькую девочку и огромного мужчину. Он поднимает девочку за шею, вдавливая ее трясущееся тело в прутья, и я клянусь, что чувствую боль в затылке.

— РАЗОРВИ СВЯЗЬ!

Золотые хлопья сыплются с нее, чем больше она трясется, но она знает эту рутину. Она знает, что охранник уйдет, и она будет держаться за эту связь в своей груди, чтобы остаться в живых, не заботясь о том, что это мрачное существование, потому что она существует не только для себя. Она терпит, потому что у нее нет другого выбора, но даже если бы он был, она всегда выбирала бы жизнь, несмотря на всю боль.

— Никогда.

Мужчина рычит, швыряя ребенка на землю, а хлопья взрываются и исчезают. Мое плечо кричит от фантомной боли, и я слышу далекий звук цепей,