прекратила бы свое существование. Во всяком случае, в своих прежних границах. И чтобы помочь в осуществлении этого сценария, я и занялся по прибытию в Константинополь делами, мало подходящими для «мальчика из хорошей семьи».

Первым делом провел съемку Босфора и прилегающей территории с малой высоты, особый упор делая на береговые укрепления. Провел также подробную съемку Дарданелл. Потом занялся самим Константинополем, составив с воздуха подробнейший план. И лишь на третий день перешел к исследованию турецкой столицы своим ходом. Где на извозчике, а где и на своих двоих. Зависело от образа, который приходилось менять время от времени.

Днем вел себя, как положено богатому бездельнику из Европы, которых здесь хватает. Но когда солнце клонилось к закату, «мальчик из хорошей семьи» исчезал, а на его месте возникал то моряк с пришедшего в порт коммерческого судна, то пронырливый делец, приехавший половить рыбку в мутной воде, то вообще темная личность с явно криминальными наклонностями. Гримом я не пренебрегал, поэтому опознать бы меня никто не смог. Что можно сказать о моих ночных вылазках? Завел полезные знакомства, которые могут пригодиться в будущем. Лишний раз убеждаюсь в правоте древнего изречения господ российских жандармов «У нас нет отбросов. У нас есть кадры». Деньги любят все. И многие ради денег согласны несколько отойти в сторону от принятых в обществе правил. Вопрос лишь в том, на сколько отойти, и за сколько. А моя задача определить, на что способен потенциальный предатель из местных, и не ставить перед ним заведомо невыполнимые задачи, которые он не станет выполнять ни за какие деньги. Вербовать сейчас никого не стал, но закладки на будущее сделал. В случае чего, теперь знаю, к кому можно обратиться с деликатными просьбами, которые будут весьма щедро оплачены. Разумеется, представлялся не своим настоящим именем. И чтобы подтвердить свою финансовую состоятельность, пришлось сделать два дорогостоящих и не совсем законных заказа. В первый раз меня попытались ограбить при передаче денег, понадеявшись на свое численное и физическое превосходство, будучи уверенными, что дурак-европеец жаловаться в полицию не побежит. Поскольку у самого рыло в пуху. Закончилось это тремя покалеченными громилами и взятой за шиворот «шестеркой», которая, трясясь от страха, поведала много интересного о теневой жизни Константинополя. В том числе свела меня с серьезными людьми, где разговор пошел уже совсем в другом ключе. Работу здорово облегчало то, что Османская империя была многонациональным государством, и в Константинополе относительно мирно уживались турки, греки, армяне, евреи и еще бог знает кто. Было также много приезжих европейцев. Поэтому моя явно не турецкая и не греческая физиономия внимания не привлекала. Константинополь давно превратился в крупнейший и богатейший город на стыке Западной и Восточной цивилизаций, и все турецкие султаны старались поддерживать этот статус. Чем наглые личности вроде меня беззастенчиво пользовались.

Допиваю кофе, когда стук в дверь заставил насторожиться. Кого это нелегкая с утра пораньше принесла? Сижу, никого не трогаю… Дал команду Гансу проверить и занять место на потолке, включив режим мимикрии. Тот вскоре доложил.

— За дверью один человек. Более полную информацию дать пока не могу.

— Один, говоришь? Ладно… Посмотрим, кто ходит в гости по утрам…

Открываю дверь и удивленно гляжу на визитера. В коридоре стоит крепко сбитый и хорошо одетый мужчина европейской внешности возрастом около сорока. Причем могу поклясться, что раньше его никогда не видел. Здороваюсь на французском и вежливо интересуюсь, какого хрена месье надо? Но незнакомец отвечает на русском с едва заметным акцентом.

— Доброе утро, Юрий Александрович! Извините за беспокойство, но у меня были серьезные причины прийти сюда…

Стою и смотрю на это чудо, а в голове шевелятся нехорошие мысли. Ганс подтверждает мои подозрения.

— Судя по акценту — поляк. Под одеждой есть металлические предметы. В трости предположительно скрыт клинок.

— Будь наготове.

— Принято.

Однако, отвечать что-то надо. И сказать, что месье обознался, не получится. Визитер явно знает, кто я такой. Но каким боком тут еще и поляки затесались?! Ладно, будем импровизировать по ходу пьесы…

— Доброе утро, милостивый государь! Да, Вы не ошиблись. Я Юрий Давыдов. С кем имею честь?

— Анжей Пионтковский, адвокат. Вы позволите войти?

— Да, конечно. Заходите, присаживайтесь. И какие же серьезные причины привели Вас ко мне?

Причины оказались настолько глупыми, что я поначалу даже не понял, говорит ли мой гость серьезно, или шутит таким образом. Оказывается, эти недоделанные польские инсургенты, мечтающие о Великой Польше «от можа до можа», положили на меня глаз! Каким-то образом они узнали о моих вольнодумных высказываниях во время совместных посиделок с французскими «друзьями», и сделали из этого соответствующие выводы. Да и мой братец Феденька, гнида этакая, тоже внес свою лепту. Оказывается, он и с этими «борцами за народное счастье» якшался. Вот они и подумали, что у нас с ним общая «политическая платформа». Удавил бы гада…

Пана Пионтковского тоже надо бы… Но увы, нельзя. Во-первых, наследить еще больше в Константинополе не хочется, А во-вторых, посмотрим, как ясновельможные паны дальше себя поведут. Если я его пошлю, или грохну, то ничего толком не узнаю. Этот адвокат — мелкая сошка, которая знает немного. Да и не факт, что он имеет выход на самый верх польской организации. Скорее всего, там еще несколько промежуточных звеньев. Вот и сыграем п а р т и ю…

— Простите, господин Пионтковский. Но я так до сих пор и не понял цели вашего визита.

— Юрий Александрович, я предлагаю Вам участие в благородном деле свержения самодержавия в России.

— Это я понял. Что конкретно от меня требуется? Стрелять из пистолета на полсотни шагов и метать бомбы я не умею. Как и собирать их из подручных материалов. А именно этим вы и занимаетесь. Так зачем я вам нужен?

— У Вас слишком узкое представление о нашей деятельности, какое создается при прочтении российских газет. Уж какими только чудовищами нас там не пытаются представить.

— Допустим. Так в чем конкретно будут заключаться мои функции?

— Только лишь в оказании финансовой помощи нашей организации. Понимаем, что требовать от Вас большего неразумно. У Вас нет никакого опыта революционной борьбы и Вы судите о нем только по газетным статьям.

— Хорошо. Допустим, я соглашусь. Но тут возникает следующий вопрос. Чисто меркантильный. А что я с этого буду иметь?

— То есть как?! Разве Вам будет мало, если самодержавие в России падет, и она станет цивилизованным европейским государством, а польский и русский народы