чудовищ, смертоносных излияниях огня и отходов, а также об ужасе разложения выступали в фашистской риторике как защита не государства, а «народа». В Германии нацизм использовал специфический термин Volk (народ) для обозначения истинной Германии – «настоящих немцев» (не сильно отличающийся от словосочетания «настоящие американцы» в современном праворадикальном дискурсе). В одном из парадоксальных утверждений фашистской идеологии Volk рассматривается как расово и культурно превосходящий всех чужаков – и в то же время, можно сказать, по определению сталкивающийся с воображаемой смертельной угрозой со стороны этих якобы низших.

Гитлер утверждал, что государство имеет смысл только в качестве «живого организма национальности». Иными словами, нацизм рассматривал государство как органического защитника истинного немца и вооруженную систему уничтожения расовых врагов. Немецкое правительство – метафора, которая пришлась бы по душе нацистам, черпавшим вдохновение в операх композитора Рихарда Вагнера, прославлявших скандинавских воинов, – стало мечом в руке истребителей чудовищ.

Но эти убийцы монстров имели существенное отличие от воинов эпоса и сказок. Что больше всего поражает при изучении трудов фашистских мыслителей и речей фашистских лидеров, так это степень, в какой их мировоззрение было сформировано откровенным террором. Адольф Гитлер сам признал это накануне Второй мировой войны, заявив: «Людям нужен здоровый страх. <…> Они хотят, чтобы кто-нибудь их пугал. Массам это нужно. Им нужно что-то такое, что вызовет у них трепет ужаса». Нацистская партия неоднократно прибегала к этому языку, и народ Германии, наряду с фашистскими движениями по всему миру, ощущал себя постигшим тайну мира. Глубоко в сердце мира таится ужас18.

Этот ужас находил свое выражение в монструозности врагов «народа». Философ и историк Марк Неоклеус в своей статье об использовании фашизмом готических образов отмечает: «…при чтении “Майн Кампф„замечаешь нечто довольно странное: Гитлер по-настоящему напуган. В первых главах Гитлер просто в ужасе». В подтверждение Неоклеус приводит ряд примеров, отмечая, что Гитлер видел в социал-демократии «позорный духовный террор», профсоюзы представляли для него «инструменты террора», марксизм выступал против воображаемого арийского превосходства Гитлера «в ужасающих масштабах», а время, когда он подвизался поденщиком в Вене, он вспоминает словами «террор на рабочем месте», поскольку его якобы дегенеративные коллеги несерьезно относились к славе отечества и утопили германские идеалы «в грязи ужасающей глубины»19.

Многие доморощенные историки пытались объяснить феномен Гитлера. С другой стороны, существует множество книг и статей, утверждающих, что анализировать то, что еврейский теолог Эмиль Факенхайм считал «демоническим» вторжением в историю, невозможно или даже не следует. Если мы все же хотим обсудить роль и значение Гитлера (а я думаю, что мы должны это сделать), нужно понять, что расцвет его режима во многом объясняется ужасом диктатора перед миром и его способностью донести этот ужас до людей. Немецкий историк Фридрих Майнеке, который был знаком с некоторыми офицерами германской армии, пытавшимися убить Гитлера во время июльского заговора 1944 года, пересказывает случай, как фюреру показали брошюру для солдат, в которой их призывали верить в Бога и в рейх. «Бог? – якобы сказал Гитлер. – Ужас – самый лучший бог»20.

Муссолини и Гитлер успешно превратили ужас – свой собственный и всего своего поколения – в настоящую «политику хоррора». Философские источники итальянского фашизма порицали мирное сосуществование между народами как значимую цель, делая центральным элементом своего вероучения войну без границ или предсказуемого конца. «Лишь война доводит все человеческие энергии до максимального напряжения, – писал фашистский философ Джованни Джентиле (в эссе, приписываемом самому Муссолини), – и накладывает печать благородства на людей, у которых хватает смелости предаться ей». Ужас перед врагом – чудовищем большевизма для итальянских фашистов – взывал к «самопожертвованию». Фашизм поощрял принятие смерти, поскольку его приверженцы воспринимали ужас как нечто возвышенное. Немецкий и итальянский фашизм воспринял травму войны как жестокую радость21.

Монстры

Юлиус Штрайхер занимает странное место в мире нацистской пропаганды.

Ему удавалось шокировать своими антисемитскими заявлениями и карикатурами даже самых убежденных нацистов. Некоторые коллеги по Третьему рейху считали его психически больным. Кое-кто из ближайшего окружения Гитлера фактически критиковал определенные его работы за экстремистские изображения евреев в 1930-х годах, полагая, что они граничат с порнографией, притом что эти же люди заложили основания Холокоста.

До 1914 года Штрайхер был просто довольно популярным учителем начальной школы в Баварии. Он вырос в многодетной католической семье и женился на дочери местного пекаря. Позже он утверждал, что уже в детстве обнаружил, что «природа еврея своеобразна», когда приходской священник напугал его рассказами о том, как евреи замыслили и осуществили распятие Иисуса, что на протяжении многих веков было особой навязчивой идеей христианского антисемитизма (и было официально отвергнуто Католической церковью лишь на II Ватиканском соборе в 1962–1965 годах)22.

Первая мировая война окончательно оформила путешествие Штрайхера в мир хоррора, хотя источником последнего явно был антисемитский фольклор, много веков бытовавший в Центральной Европе. Штрайхер был награжден «Железным крестом», получил на фронте повышение до лейтенанта и отправился воевать на Восточный фронт. После перемирия он, очевидно, стал одним из многих ветеранов, купившихся на идею «дольхштосса» (Dolchstoss — «удар в спину»), в которой утверждалось, что в поражении Германии виноваты евреи и марксисты, якобы контролировавшие немецкие финансы и средства массовой информации. Эту идею, которую в дальнейшем подхватит Штрайхер, помогали распространять своими нападками на «еврейскую прессу» генералы Верховного командования Германии Пауль фон Гинденбург и Эрих Людендорф. После подавления Восстания спартакистов Штрайхер основал правую военизированную группировку, которая в 1921 году влилась в нацистскую партию.

В 1923 году Штрайхер начал издавать нацистскую пропагандистскую газету Der Stürmer («Штурмовик»). Писал он и детские книжки, в которых говорилось об опасности еврейского влияния. Одна из них, «Ядовитый гриб», получила широкое распространение после прихода Гитлера к власти. К 1940 году Штрайхер в значительной степени впал в немилость в партийной иерархии, однако его антисемитская пропаганда продолжала пользоваться популярностью и побуждала немцев активно участвовать в работе лагерей смерти или закрывать глаза на факт их существования.

Название издания – «Штурмовик» – несло в себе отзвук времен, проведенных Штрайхером в окопах, и одновременно служило символом насилия, которое фашизм насаждал в новом германском рейхе. Изображения евреев в газете, выходившей до самого краха нацистского режима, побуждали немецкий народ смотреть на них через призму чудовищности. Чтобы донести свою точку зрения, Штрайхер часто использовал образы из фантастического хоррора. Хотя в Мемориальном музее холокоста США формально правильно утверждают, что Der Stürmer представлял евреев и другие этнические группы недочеловеками, точнее будет сказать, что газета представляла находившихся за пределами мифического круга арийства в виде бесчеловечных или даже сверхчеловеческих