— Вы сказали, Марк, что ваша жена этой ночью никуда невыходила.

— Я и сейчас могу это подтвердить. — Крепко сжатыегубы Марка лишь подтвердили его готовность защищать свою жену до конца.

«Молодец, сукин сын, — внутренне одобрил действия этогоупакованного хлыща Звягинцев, — давай, бросайся на амбразуру, вытаскивай издерьма любимую женщину. А я, пожалуй, соглашусь с тобой и прихлопну этонекрасивое дело».

— Не надо, Марк, — неожиданно сказала Ольга ипочти оттолкнула от себя руки мужа. — Не надо. Скажи им всю правду.

— Нет никакой правды. — Он упрямо нагнул голову.

— Скажи. Скажи, что, когда ты проснулся, меня не было вкоттедже… Меня ведь действительно не было. Давай, Марк, — она горькозасмеялась. — Давай, здесь ведь все свои…

— Я прошу тебя, кара, — начал Марк умоляющимголосом, но Ольга не дослушала его.

Она вскочила с кровати и бросилась в сторону ванной.

— Извините, — глухой голос Марка, поднявшегосявслед за женой, остановил Ольгу у самой двери.

Она обернулась.

— Ты извиняешься, Марк?! Конечно, ты извиняешься засвою сумасшедшую жену… Которая ничего, ничего не помнит!

Которую ты подобрал на улице час назад во всем этом… — Ольгабросила посреди комнаты вещи, в которых нашел ее муж: мокрый комбинезон,ботинки, рваные перепачканные перчатки. — Давай, расскажи им все!..

Ольга бессильно опустилась прямо на вещи и зарыдала.

Сцена была такой тягостной, что лицо Запесоцкой пошлокрасными пятнами, а глаза наполнились слезами. Она встала.

— — Пойдемте, Звягинцев.

Пал Палыч послушно поплелся за потерпевшей.

Запесоцкая остановилась недалеко от коттеджа, набрала снегаи протерла им лицо.

— Просто кошмар какой-то, подумать только… А ведь такаямилая женщина… Вот что, Звягинцев, я не хочу в этом участвовать…

— Актик все равно придется составить, — начал ПалПалыч. — То, что скульптуры разрушены, — это, конечно, дерьмово. Выдолжны подтвердить…

— Без меня.

— В любом случае нужно будет что-то объяснятьначальству…

— Объясняйте что хотите.

Звягинцев нахмурился. Сам он тоже испытывал к Ольге скореесимпатию, чем антипатию, — даже несмотря на ее ночную дикую выходку. НоЗапесоцкая! Наталья Владиленовна перещеголяла его в человеколюбии:сентиментальная летучая мышь.

— Подождите! — раздался голос за их спинами.

Их догонял Марк — раскрасневшийся и запыхавшийся от быстрогобега.

— Подождите, я хочу поговорить с вами!

— Вам нужно было остаться с женой, молодойчеловек, — бросила Запесоцкая. — Вы сейчас нужны ей…

— Да, я понимаю… Но… Простите, что я солгал вам. Чтоона… Что мы все время были вместе… Я просто хотел защитить ее.

— Ее нужно защищать прежде всего от себя самой.

«Ай да баба, — внутренне восхитился Звягинцев, — вчем, в чем, а в этом она права, хорошо сказала. Даже мой Володя не сказал былучше, а он был прирожденным писателем».

— Часто с ней такое бывает? — Запесоцкая взялаинициативу в свои руки.

— Нет, клянусь, нет! — сказал Марк испуганнымголосом. — Это, собственно, первый раз…

— Приступы неконтролируемой ярости обычно не доводят додобра и могут вылиться во что-то серьезное… Ее нужно показать хорошемупсихиатру. Вы ведь из Москвы, да?

— Да.

— У меня есть знакомые. Частная клиника неврозов. Яоставлю вам адрес.

— Дело в том, что такого никогда не было.

— Всегда что-то случается в первый раз. —Запесоцкая посмотрела на Марка с состраданием.

— Я хотел бы знать, что произошло.

Наталья Владиленовна в который раз начала рассказыватьтягостную историю бессмысленной бойни в ледяном городке. И, по мере того какэта история продвигалась к концу, лицо Марка мрачнело больше и больше.

— Черт знает, что такое! Собственно, я догнал вас… Яхотел бы возместить ущерб — моральный и материальный. — Марк вытащил изкармана пухлый бумажник. — Тысячи долларов хватит?

Звягинцев сглотнул слюну. За такие деньги любая уважающаясебя астигматичка могла бы скупить половину ассортимента в каком-нибудьзатрапезном магазине «Оптика».

— Оставьте, молодой человек, — надменно сказалаЗапесоцкая.

— Меня зовут Марк, и мне тридцать пять лет.

— Оставьте, Марк. И возвращайтесь к жене. Нельзябросать ее одну в таком состоянии.

— С ней сейчас Инесса…

— Ей нужен муж, а не подруга, — в голосеЗапесоцкой прозвучала такая страстная убежденность, что Звягинцев полностьюуверился: «муж, а не подруга; муж, а не…; муж, муж муж» — это жизненное кредоодиноких женщин, желающих только одного: перестать быть одинокими.

— Хорошо, я понял. И вот еще что… Я хотел бы, чтобыникто не узнал об этом ночном инциденте… Если это возможно. — Он умоляющепосмотрел на Запесоцкую. — Я могу надеяться на ваше молчание?

— Да, я обещаю вам. Спокойной ночи.

И, забыв попрощаться со Звягинцевым, Наталья Владиленовнапошла по тропинке к гостинице. Пал Палыч проводил ее восхищенным взглядом:хороша, стерва, ни хиринки, в бане бы на нее посмотреть. От денег отказалась(Звягинцев наверняка не отказался бы, только вот кто ему, старому хрычу,предложит?). К тому же великодушна, когда надо, самый человечный человек, совсеми вытекающими…

— Я бы хотел поговорить с вами. Пал Палыч, —сказал Марк, когда Запесоцкая скрылась из виду.

— Здесь не очень удобно.

— Я понимаю. Бар еще открыт?

— Он открыт до шести утра, — с готовностью сказалЗвягинцев.

— Может быть, пойдем туда? Я угощаю.

…"Ричард Бах" был почти пуст.

Только несколько стоиков кучковались у боулинга. Средиадептов шаров и кеглей Звягинцев заметил Влада с Юриком Серяновым, но они дажене нашли нужным ответить на его приветствие.

Марк заказал Звягинцеву пива, себе же взял коньяк.

Но разговор не клеился даже со спиртным — слишком деликатнойбыла тема.

— Как я понимаю, скрыть разрушения не удастся? —задал Марк наивный вопрос.

— Она хорошо потрудилась, — уклонился от прямогоответа Звягинцев. — Дело, конечно, неподсудное, но все равно неприятное.Сами понимаете: «Роза ветров» — заведение респектабельное. А тут такой афронт.

— Да, конечно.

— Не понимаю, зачем ей это понадобилось… Даже если онаничего не помнит, как вы утверждаете…