Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Михаил сидел безмолвно и ни во что не вмешивался, но у него было такое мрачное выражение лица, что никаких сомнений не могло оставаться — это допрос.
В конце концов разнервничавшаяся Наталья схватила портреты и трясла ими перед лицом финки, едва ли не в лицо ей этими бумагами тыкала, а финка не смела отстраниться, только побагровела и что-то быстро-быстро тараторила.
— Наталья! — негромко, но с осуждающей интонацией произнесла Люся.
Наталья обернулась, и вдруг обнаружилось, что у нее такое же багровое, как у финки, лицо.
— Да, — сказала Наталья. — Все это нарисовал Микси! Она видела, как сын рисует! Но он никогда не видел этих людей! — она взмахнула портретами. — Он никогда не встречался с твоими родителями! Она голову дает на отсечение, что эти люди никогда здесь не появлялись! Ни раньше, ни теперь! И я тебя очень попрошу, Люся! — ее голос превратился в злой шепот. — Не морочь мне больше голову своими идиотскими историями! Не своди меня с ума!
— Ты не поняла, — сказала Люся мягко, как взрослые люди порой разговаривают с неразумными детьми. — Я не говорила, что Микси видел моих родителей. Конечно же не видел. Но это они знак через него мне дают. Сигнал посылают. Они где-то рядом. Мне мама во сне говорила: «Встретимся». Встреча уже скоро. Недолго ждать осталось.
Майор Пахарь не стал покупать пошлых цветов и шампанского, а пришел к Катерине налегке, справедливо расценив ситуацию как неординарную, где главное будет — убедить словами, а любая бестактность в виде тех же легкомысленных цветов способна вызвать только отторжение, и ничем хорошим это не кончится.
Поднявшись к знакомой двери, он позвонил, вдова открыла, и он с первой секунды понял, что действует верно.
— Вячеслав Сергеевич! Миленький! — выдохнула вдова, бросилась к нему, прижалась. — Как я вас ждала! Ну что ж вы так долго не шли, я уже вся извелась!
— Я же н-не забываю тебя, К-Катя, — бормотал Пахарь, тронутый до слез. — Я п-пришел. Ну что ты! Ну не н-надо!
А она прижималась крепко, и майор расчувствовался. Все он ей сегодня скажет. Надо сказать. Можно сказать. Между ними давно уже существует та незримая связь, о которой двое не говорят до поры, не смеют, не решаются, но оба чувствуют это возникшее между ними неуловимо-эфемерное, и оба старательно это свое знание друг от друга таят.
— Пойдемте, — шептала Катерина, увлекая гостя в квартиру. — Я так вас ждала! Вы не звонили!
Последние слова прозвучали укоряюще.
— Я не решался, — честно признался Пахарь. — Я оказался в т-такой ситуации… Когда д-должен был п-принимать решение… Не т-только за себя… То есть т-только за себя, к-конечно, потому что с-свое решение должен п-принять и второй че-человек…
Он волновался, и не сразу находились нужные слова. Вдова терпеливо ждала, и обнаруживаемая в ней майором благосклонность придавала ему уверенности.
— Я п-пришел для разговора с т-тобой, Катерина. Ты в-выслушай меня, не п-перебивай, потому что м-мне трудно г-говорить, я волнуюсь…
— Я вижу, — мягко сказала вдова.
Майор не удержался, взял ее руку, порывистым движением поднес к своим губам и поцеловал благодарно.
— К-Катенька! — заговорил он с несвойственной ему горячностью. — Я м-много думал, прежде чем с-сказать тебе, что мы д-должны быть вместе! Я от-относился к тебе как к-к просто красивой женщине, пока не п-понял, что я об-божаю тебя, родная м-моя! Я хочу б-беречь тебя и любить т-тебя, мне н-ничего больше в этой ж-жизни не нужно — т-только, чтобы т-ты б-была рядом со мной! Я понимаю, в к-каком ты сейчас с-состоянии. Я п-понимаю, что не имею п-права сам сп-пешить и не имею п-права т-торопить тебя, но я хочу, чтобы ты уже сейчас з-знала, что мы когда-то будем вместе. Мы оба к-к этому должны г-готовиться, это б-большой труд для нас об-обоих и тяжелый к-крест, но мы все в-вынесем, если б-будем вместе…
— А как же Павлик? — спросила вдова и посмотрела вопросительно, словно она сама не знала, как ей с самой собой договориться, и вся надежда была только на Пахаря.
— П-Павлик, — пробормотал майор, сбившись с мыслиПо-по поводу Павлика. Да, я то-тоже об этом думал, К-Катенька. Мне все в-время к-кажется, что он нас в-видит… Оттуда…
Он показал куда-то в потолок.
— Видит, — завораживающим эхом отозвалась вдова.
— И я всегда стараюсь делать т-так, — сказал Пахарь, — чтобы он знал, что ты не од-дна, что т-тебя защитят, что тут есть к-кому о тебе позаботиться. Я ведь еще вот п-почему к тебе с этим п-предложением п-пришел, — заговорил он увереннее, собрав, наконец, воедино разбежавшиеся было мысли. — Это и ради п-памяти Павлика тоже. Он мой б-боевой т-товарищ, мы ж в-вместе, Катенька, ты п-помнишь, это же служба. Т-там один за всех, и все за одного, это не п-пустые слова, п-поверь, это закон нашей жизни.
Тут его красноречие иссякло и он умолк. Вдова тоже молчала. Пахарь нервно дернул кадыком.
— К-Катя! — сказал он дрогнувшим голосом. — Что т-ты скажешь? Как п-посмотришь на то, если мы б-будем вместе?
— Да, — отозвалась вдова. — Вместе. Я согласна…
— Катенька!!! — задохнулся от счастья Пахарь.
Привлек к себе вдову и осыпал ее поцелуями. Она внешне сохраняла безучастность, но когда Пахарь целовал ее в губы, она ему отвечала влажным теплым поцелуем. Как-то незаметно для них обоих они оказались на диване, Пахарь жадно ласкал молодое тело вдовы, она ему не препятствовала и даже помогла поднять повыше зацепившееся за что-то и не желавшее задираться платье, и благодарный Пахарь шептал исступленно:
— М-милая моя! Милая!
А в голове у него билось, очень ему мешающее: «Павлик! Прости меня! Прости, Павлик!». Но он справился и с этим, потому что очень хотел довести их с Катериной траектории движения навстречу друг другу до точки соединения, за которой две эти траектории превратятся в одну на двоих. Катерина ему помогала с исступлением, которое и радовало Пахаря, и пугало одновременно. Он был ласков с ней, она возбуждающе охала, и только уже в самом конце, когда Пахарь зарычал победно, она вдруг расплакалась, вспомнив, наверное, о своем несчастном Павлике.
— Ну что ты! — успокаивающе забормотал почувствовавший себя виноватым Пахарь. — Н-ну зачем ты, в самом д-деле!
— Да, — шептала вдова сквозь слезы. — Чего уж теперь. Мне с самого начала надо было как-то так, на расстоянии. Не позволять никому и вообще не давать повода. А если уж случилось, так что же…
Пахарь принялся ее успокаивать, тем самым старательно заглушая чувство собственной вины, гладил вдову по волосам, как маленькую девочку, и был он убедителен и нежен. В конце концов он снова возбудился, и на этот раз вдова ему тоже не препятствовала, но только опять заплакала в конце.
— Мне так себя жалко! — говорила она сквозь слезы, некрасиво по-детски кривя губы. — Ну за что мне такая жизнь!