– А вот тут уж – на всё воля аллаха. Но не должны: имещё вертолёта ждать.

Алексей вздохнул. Искала его деятельная натура приложениясил – и вот пожалте, нашла…

Нет, ему по-прежнему не было страшно, скорее простоинтересно, жутко интересно… однако, господа офицеры, ежели рассуждать здраво,то ничем иным, кроме как глупостью, безрассудством и самоубийством, их походназвать нельзя. Трое мужиков, не считая девки, – против вооружённой охраныприиска, против уголовного спецназа! А ещё и девку под пули подставляем… Онпосмотрел на спутников.

Машка, вот же зверь-баба, шла вперёд как заведённая, упрямоприкусив губу и глядя прямо перед собой из-под сведённых бровей. Гриневский же,шалопай уркаганский, двигался вроде как даже весело – отгонял комаров веточкойи радостно щурился на солнце. Ну да, ну да, почуял свободу – да ещё ивозможность искупить вину перед обществом опять же…

К вечеру небо затянуло тучами, стал накрапывать мелкийдождик – бесконечный, как тайга, и унылый, как пеший переход по ней. Быстротемнело.

– Стоп, – сказал наконец Гена и шумно перевёл дух.Потянулся, сбрасывая с плеч рюкзачок, – дальше не пойдём, промокнем нафиг…

– Смотрите! – Маша вдруг вытянула руку, указываяна бурелом слева по курсу.

Алексей вгляделся. И впрямь: за серыми нагромождениямиповаленных деревьев отчётливо угадывался тёмный силуэт, напоминающий косовоткнутый в землю крест. Причём явно сие было человеческих рук творение – ужслишком правильных форм.

– Что это, как думаете? – отчего-то шёпотомспросила Маша.

«Аспирант» же молча достал топорик и двинулся к бурелому.Карташ пожал плечами и пошёл следом…

Самолёт.

Алексей сунул сигарету между губ, прикурил со второй попытки– пальцы дрожали, всё ж таки давненько он не ходил в столь длительные пешиепрогулки…

Крошечный двухмоторый «ан», свалившийся посреди тайгиневедомо когда и неведомо по какой причине – но, судя по всему, очень давно.Борта проржавели, сквозь фюзеляж проросли крепкие осинки и прочие лопухи. Дверьнехотя подалась, когда Гриневский потянул за ручку, – и вдруг с шумомотвалилась, упала на жухлую листву, разбрызгивая дождевые капли, как крышкагроба. А в кабине… Маша испуганно ойкнула, даже Алексею на миг стало не по себе– в кабине, на истлевшем кресле первого пилота, сидел натуральный скелет итаращился на незваных гостей пустыми глазницами. Ухмылялся приоткрытым ртом.Правая костяная рука лежала на колене, прихлопнув ржавый пистолет – «ТТ»,машинально определил Карташ.

Второе кресло пустовало.

– Однако, – негромко прокомментировалГеннадий. – Чего только в тайге не найдёшь…

Он потыкал носком сапога порог – не провалится ли –осторожно поднялся и скрылся в салоне. Самолёт качнулся со скорбным скрипом.

– Там змеи могут быть, господин археолог! –запоздало предупредил Карташ. И добавил вполголоса:

– Любят они такие укрытия…

– Гляди-ка, начальник, – Гриневский аккуратно,чтобы не потревожить кости, колупнул пальцем обшивку кресла под черепом, и наладонь ему упала какая-то металлическая хреновинка. – А здесь весело было…

Алексей наклонился поближе. Пуля. Пистолетная пуля, немногодеформированная… И только теперь он заметил, что в отвалившейся дверце имеютместо несколько аккуратных дырочек. Стреляли явно снаружи.

– Чудны дела твои, господи, – в кабине показался«аспирант» с расползающимся от дряхлости холщовым мешком, спрыгнул вниз, бухнулмешок на землю.

Мешок развалился окончательно, и на прелую хвою вееромразлетелись пачки красных купюр в банковской упаковке. Старые «червонцы».

– И таким добром там – весь салон набит, – сообщил«археолог», отряхивая ладони.

– Мама моя, – Маша наклонилась, осторожно взялапачку, – это сколько ж здесь?

– Старыми – миллиона на два, – усмехнулсяГена, – а по нынешним временам – даже на антиквариат не сгодятся. Гнилые ктому же…

– Интересное кино… – Алексей поднял воротникбушлата. – Что ж его, самолёт этот, получается, сбили?

– Не факт, – возразил Гриневский. – Мог и самшмякнуться. А мог и напарничек этого, костлявого, принудить сесть. Второе-токресло ведь пустует, а по одному никто не летает…

– А почему тогда второй деньги не забрал? – тихоспросила Маша.

Таксист пожал плечами.

– Всяко могло быть, – философски ответил за негоГеннадий. – Друг друга постреляли, а второй снаружи был, его тело зверьёпотом растащило… А могли и местные, какие-нибудь мимо проходящие охотникиуслышать, что самолёт упал – да и поспешили на помощь, с ружьями да рогатинами.А что такого, пилотов в расход, деньги, естественно, себе, а тайга – она всёспишет… В те годы старатели по государственным золотым приискам знаете сколькозарабатывали? А ежели одному такое богатство? Да вот что-то не срослось…

– В общем, тёмная история, – подытожил Алексей.

– Так где ночевать будем? – подал голосГриневский. – Дождик усиливается.

– А можно прямо тут, под фюзеляжем. Сухо и бумажекмного, на костёр хватит до утра, – сказал «археолог».

– Вот уж нет, – решительно заявила Маша. –Ещё рухнет на нас такая махина… Да и рядом со скелетом что-то не хочетсяночевать.

– Тоже верно, – сказал Карташ. – Предлагаюденежек набрать, сколько унесём, и передислоцироваться вон туда – там как будтоскальный уступ виднеется, под ним и переждём…

– Такие деньжищи – и только на растопку, – покачалголовой Гриневский. Цыкнул зубом:

– И впрямь, гражданин «аспирант», – чудны делатвои, господи…

К счастью, дождь закончился к полуночи.

* * *

– Люди!

Когда за сотни вёрст от жилья слышишь человечий голос, тореакции могут быть самые различные – от буйной радости до леденящего страха.Всё зависит от того, насколько желательна тебе самому встреча с другимчеловеком. Как это ни странно, большинство из тех людей, что бродят по тайге,вовсе не жаждут встреч с себе подобными.

Крик донёсся из оврага, мимо которого они проходили.

– Падай! – выпалил Гена и первым рухнул на землю,одновременно сбрасывая с плеча автомат.

Карташ прыгнул к замешкавшейся Маше, обхватил её за талию,завалил за осину и сам упал рядом.

В них никто не стрелял. В общем-то, трудно ожидать, чтосначала предупредят окриком, а потом начнут садить из всех стволов. Это надочтобы враги были или очень благородные или очень дурные. Однако ежели вэкстренных ситуациях будешь сперва рассуждать, а потом уж действовать, долгожителемне станешь. Лучше повиноваться рефлексам, лучше перебдеть. И плевать, что глупои смешно они выглядят в чьих-то глазах… Зато поживут ещё, даст бог.