– Ну-ка покажи свою карту, – Карташ, отобрав уГеннадия бумагу Дорофеева, отошёл с ней на пару шагов, присел на выворотень.«Археолог» примостился рядом. – Вот примерно, где его обиталище, а вот гдеприиск. До дедовского жилища около трех километров. Если всё так, как онговорит, то что мы имеем? Отсюда в обход болота – до прииска крюк километров вдвенадцать. А напрямую всего пять.

– Да. Но пять по трясине. А это всё равно что десять посуше…

– Твёрдая земля тоже не всегда быстро носит, –негромко сказал Карташ. – Завалы, заросли, овраги, прочая хренотень. Ипотом, Гена… Мы выйдем оттуда, где нас никто не будет ждать. Главное, мы минуемизвестные и неизвестные препятствия. Ты уверен, что кроме колючки нет никакихиных сюрпризов? Можешь гарантировать, что уголовный спецназ не прибавит к уже имеющимсязакладкам свои собственные? В одну «растяжку» мы уже чуть было не вляпались. И«растяжка» – это не самое поганое из того, что они могут подсунуть. Так что мывсё равно будем каждый шаг как по минному полю делать, а это скорости неприбавит…

– Да, резон имеется… Имеется, – Гена задумчивопочесал переносицу. – Старичок лёгкий, сухонький. Килограммов пятьдесят отсилы. Три километра на закукорках по очереди… Не должны выдохнуться…

– К тому же, – усмехнулся Алексей, –богоугодное дело делаем, господин аспирант. Грехов на нас и так хватает,глядишь, потом и зачтётся при подсчёте…

* * *

Переход занял полтора часа. Старика, как и договорились, поочереди несли на себе Гриневский, Карташ и Гена-«археолог». Ноша не слишкомобременяла, дедок весил немного, да и менялись они, чтоб уж точно не устать,через каждые четверть часа.

Это путешествие с дедом на закорках напоминало какую-тонародную сказку – то ли про горе-злосчатье, то ли про лихо одноглазое. Весьфольклорный антураж был соблюдён скрупулезнейше: тёмный лес, уханье филина ибравый солдат прёт на себе через леса лесного старикана. Ещё только не хватало,чтоб дед и впрямь оказался лихом одноглазым. Вот заведёт в гиблое место,растает в воздухе под сатанинский хохот, а ты ходи заколдованными кругами вокругодного и того же места и отбивайся от наседающей нечисти…

Но какая бы романтика в народных кафтанах не лезла Алексеюна ум, её сметала неумолимая проза: в нос шибал пот немытого старческого тела,чесались комариные укусы на шее и на руках, над людьми вились голодные роигнуса, гудели ноги, покалывало в правом боку, да и примитивно хотелось жрать.

Они спустились в низину. Под ногами запружинил мох, идтистало труднее, запахло прелыми листьями и сырой мшиной. Пошёл чахлый березняк –верное свидетельство того, что болото близко. А вот и захлюпало под ногами,между кочками травы показались лужицы «ржавой» воды с торчащими пучкамижёсткой, мерзко шуршащей осоки. Ничего удивительного, что за много лет никто ненатолкнулся на раскольничью берлогу – поди тут натолкнись, когда на десяткикилометров протянулся однообразный, как рельсовый путь, болотный пейзаж, подитут сообрази, где надо сворачивать к какой-то там заимке – про то ведьуказатели не поставлены и путеводные маячки не мигают… А тем более без большойнужды люди сюда не ходят. Опытный таёжник в болото и не сунется, а неопытные втакую таёжную даль забредают раз в сто лет. К тому же таёжный люд вообщепредпочитал избегать этих сомнительных мест, особенно в последние годы. Тайгабольшая, есть где погулять и без этих болотин…

Дошли.

Собственно по болотине пришлось топать совсем немного,только до первой гривы. Затем уже перебирались с гривы на гриву, следуяуказаниям старика. Грива – одно из слов, которыми старший лейтенант Карташобогатил свой лексикон за время пармской ссылки: так в Сибири называют лесистыеостровки твёрдой земли посреди трясин… Теперь остаётся лишь уповать на то, чтовсе эти словечки вроде «шишковать», «ломать жадеит», «грива» в дальнейшем пожизни напрочь не пригодятся…

Острова – пардон, гривы – тут располагались близко одна отдругой, видимо, раньше они составляли один большой остров, со временемпогрузившийся в болотную воду. Пришлось одолеть шесть или семь грив, пока недостигли нужной.

Карташ сперва дёргался, вспоминая охотничьи истории про то,что, дескать, на гривах, если вокруг них болото не слишком топкое, любитсшиваться разный зверь, в том числе и медведь.

Опытный, опять же, таёжник на гриву не сунется, если нет втом большой надобности, потому как ни к чему ему нежданные встречи с туманнымисходом.

Однако кроме разноголосой птичьей сволочи никто им наостровах не попался.

Углядеть жилище или иные признаки человеческого присутствияможно было, только ступив на тот самый обитаемый остров, что стал дляраскольничьей семьи прибежищем и домом на долгие годы.

Повесть о том, как советская семья очутилась в лесах, старикСилантий им уже рассказал. На это ему хватило одного короткого привала.

Ушли они с женой в леса «аккурат в тот год, когда деньгименяли» (из чего слушателям не составило труда догадаться, что в шестьдесятпервом). До того оба, то есть сам Силантий и его жена, проживали в посёлкеВычуга, что на берегу Шантары, и оба происходили из староверовских семей. Ихпоженили самым домостроевским образом – родительским выбором и родительскойволей. Вопреки расхожим представлениям о непрочности подобных семей, они сженой жили в любви и согласии, душа, что называется, в душу.

Может быть, благодаря общей вере. Вот только детей им бог недавал.

Обоим было уже за тридцать, когда жена Силантия уверовала вто, что причина их бездетности – совокупный людской грех, в окружении которогоони вынуждены жить. Безбожие, пьянство, разврат и всё такое прочее. И женазаразила своей верой мужа. Она же настояла на необходимости укрыться отгреховной суеты, остаться наедине друг с другом в тишине и чистоте нетронутогобожьего мира – за что Господь несомненно одарит их ребёнком. А дитё, когдавырастет, само решит, где ему жить.

Однако детей бог им так и не дал.

Но они прижились в тайге и возвращаться не стали. Да и нетянуло их к людям, пусть это и покажется странным. Напрочь не тянуло. Им былохорошо вдвоём… Может быть, даже слишком хорошо им было без людей, за этугордыню господь их и наказал, не дав ребёночка. И особо господь наказалСилантия, забрав жену на небеса, а его оставив в одиночестве дожидаться своегопоследнего земного часа.

Почему в тот далёкий год они направились сюда? Встароверских преданиях часто упоминаются здешние края. Говорят, что в этихболотах, начиная с петровских времён, старообрядцы не раз находили укрытие в тегодины, когда власть учиняла гонения на праведную веру.

А именно эту гриву, сказал Силантий, крестясь двумяперстами, им с женой указал господь.

Будто взял за руку и провёл через болота. А когда ступилиони на эту твердь, словно кто-то сверху шепнул, мол, оставайтесь тут, стройтесьи живите в спокойствии. Ну, в общем грех жаловаться, прожили в спокойствии.