— Я ничего не хочу. Правда…

— Давай тогда полежим. Утешим друг друга, — предлагает он, снова обнимая меня и, подхватив на руки, шепчет. — Мы все преодолеем, малыш. Положись на меня.

«Этого-то я и боюсь, — думаю я, положив голову на плечо Вадиму. Но не вырываюсь, не убегаю прочь. Просто глупой куклой обмякаю в его объятиях. Да и куда бежать? Сначала нужно все обдумать и решить, что делать дальше. Мысли лихорадочно вертятся в башке, а тело наслаждается теплом любовника. Точно так же мы осенью греемся на солнышке, зная, что не сегодня-завтра ударит мороз. И теплые лучики, дарящие последнее тепло в этом году, воспринимаются совершенно иначе. Не сравнить с июльским зноем. — Это последняя наша встреча, — инстинктивно догадываюсь я. — Прощальная…. Уже через пару часов все изменится, и мы оба станем вспоминать о нашем романе со снисходительной улыбкой. Было. Помню».

Меня захлестывает волна отчаяния, и я, обняв Вадима, тянусь к нему с поцелуем. Глажу лицо, колючий ежик волос, задираю халат и майку под ним.

— Олюшка, давай просто полежим, любушка. Сил нет шевелиться. Потом наверстаем, девочка, — шепчет Косогоров, и я понимаю, что все уже изменилось. Да и когда бы раньше Вадим отказывался от близости? А теперь бубнит как старый дед «давай полежим!» и сопит как еж.

Дребезжащий звонок айфона отвлекает меня от тягостных думок.

— Да… Кирилл, — отвечает звонившему Вадим. — Не руби сплеча. Я сейчас приеду, и мы все обсудим. Пожалуйста, имей к близким хоть немного сострадания.

— Мне нужно уехать, — заявляет Косогоров, порывисто поднимаясь с постели. — Кирилл собирается пойти к Галке и к моим родителям. Нужно его остановить. Их нужно как-то подготовить, понимаешь?

— Он шантажирует тебя, — лепечу я, проигрывая по всем фронтам. — Ну, скажет, подумаешь?

— Оля, у моего отца уже был инфаркт. Он еще раз не выдержит. И мама с Галкой помрут на месте. Необходимо их подготовить, — рычит Косогоров, оправляя халат и майку. Смотрит в зеркало, проводя рукой по стриженой башке, и стремительно выходит из кабинета.

Я даже мяукнуть не успеваю. А может, это и к лучшему. Словно больная, я поднимаюсь с кровати и подхожу к шкафу. Достаю с полки тунику и леггинсы. Другой одежды у меня тут нет, да и не требуется. Быстро переодеваюсь и, выйдя из палаты, натыкаюсь на гороподобного Рому.

— Мне звонили от бабушки, — вру на ходу. — Нужно срочно приехать. Ты на машине?

— Сейчас организуем, — солидно пыхтит Ромка, и уже через пятнадцать минут я покидаю клинику. Вовремя. Очень вовремя. Пока это лечебное заведение не стало мне тюрьмой.

«Может, я и параноик. Сгущаю краски. Вижу только все в черном свете. Но я реально чувствую опасность, исходящую от Кирилла. У меня нет и не может быть другого выхода, кроме как удрать куда подальше вместе с Робертом!»

Я изумленно гляжу на больничное крыльцо, около которого паркуется Ромка.

— Приехали, Ольга Николаевна. Я вас жду.

— Спасибо, — деланно улыбаюсь я и со всех ног несусь к бабушке. А та уже с клюкой шастает по коридору. Улыбается, увидев меня, а потом смотрит недовольно.

— Ты как с цепи сорвалась, милая, — ворчит недовольно.

— У меня такие новости, — не выдерживаю я. — Ты лучше сядь.

И когда моя бабуля плюхается на велюровый диван в холле, я на одном дыхании выпаливаю.

— Кирилл жив, представляешь!

— Да, — совершенно спокойно кивает моя бабка. — Меня на улице толкнул парень. Очень похожий на твоего бывшего мужа.

— А почему ты ничего не сказала? Ни мне, ни маме… — накидываюсь я на старушку.

— И вместо травмы оказаться в психушке? — бабка смотрит на меня недоверчиво. Глаза, живые и ясные, будто у молодой девушки, ощупывают меня любопытным взглядом.

— Как узнала? — спрашивает она, и я понимаю, что отвертеться не удастся. Придется рассказать все. О Вадиме и Кирилле. О своих страхах и домыслах. Бабуля слушает, не перебивая. Лишь держит мою руку в своей, побуждая говорить и говорить, открыть душу и выплеснуть все тайны без остатка.

— Ты права, — кивает она, когда я замолкаю. По морщинистому лицу ползет недовольная гримаса. — Нечего тебе тут оставаться. Вали в свою Шотландию и найди там себе молодого графа или герцога.

— Они на дороге не валяются, — улыбаюсь я, целуя бабулю.

— Ну, эта же нашла… Катя Миддлтон и вторая… как ее, — отмахивается она и задумчиво бурчит. — Тут тебе делать нечего. Грохнут и скажут, что так и было. А мне потом на могилку ходи. Робку нашего к рукам приберут и видеться не разрешат. Вон у Малахова в программе показывали…

Я усмехаюсь. Естественно, никто меня не убьет, а вот в ранг приживалки, не имеющей голоса, низведут при первой возможности. И ребенка потом против настроят.

— Тогда ты мне должна помочь, — улыбаюсь я заговорщицки и, наклонившись к бабкиному морщинистому уху, тихим шепотом излагаю свой план.

— Ты у меня как Наполеон, — довольно фыркает бабка. — Хорошо все придумала, лиса. Конечно, я помогу тебе. Только матери ни слова. Используем ее втемную. Иначе всем растреплет, зараза.

Ольга

Дом Косогорова встречает меня радостными возгласами Роберта и веселым лаем Бимки.

Весь вечер я провожу с ребенком. Играю с ним в железную дорогу, а в голове медленно и верно перекручиваю детали плана. Втихаря собираю все необходимое в сумку-шоппер. Паспорт, Робкино свидетельство о рождении, все складываю в сумку. Мысленно взываю ко всем богам, чтобы никто не догадался о нашем побеге. Вадим точно не отпустит нас с Робертом. На память приходят его резкие слова.

«Он с самого начала давал понять, что ты тут лишняя. А ты не слышала? И любовь эта… Говорит о высоких чувствах, а сам думает, как удержать рядом Кирилла».

Но если Вадима я люблю, то к его воскресшему сыну испытываю глухое презрение. Сама не хочу оставаться рядом и Роберту не позволю.

«Чем дальше, тем лучше», — думаю я и, как только Роберт засыпает, покупаю билеты в Эдинбург. Вылет завтра в восемь вечера. Должна все успеть и не попасться. Мой план фантастически прост, и мне уже самой не терпится дождаться утра.

Косогоров приезжает поздним вечером, когда я принимаю ванну.

— Олюшка, — тянет удивленно. — А я думал, ты в клинике. Что же не позвонила?

Я смотрю, как он проводит ладонью по коротко стриженой макушке, как нетерпеливо раздевается на ходу и совершенно неожиданно забирается ко мне в ванну. Через борта плещется вода, но Вадима это мало волнует.

— Любушка моя, как же я соскучился, — шепчет он, усаживая меня к себе на колени.

«Последняя ночь любви. Прощальная. Пусть будет так», — думаю я, прижимаясь к любимому мужчине. Вдыхаю его запах и с каждым вздохом стараюсь запомнить ни с чем несравнимый аромат. Наверное, так и пахнет любовь. Запомнить бы. Сохранить в памяти. Прихватить с собой старую майку Вадима. А когда тоска возьмет надо мной верх, сунуть нос в пакет и снова представить рядом Косогорова.