Постепенно Влад направляет нас к поверхности, и каждый раз, когда он тычет пальцем вверх, я качаю головой. Я не хочу покидать этот прекрасный, прямолинейный мир. Наконец мы прорываемся через водную гладь и откидываемся на спины, глядя на синее небо. Я чувствую себя безумно-легко, и даже когда мы поднимаемся в лодку по трапу на корме, не ощущаю тяжести кислородных баллонов за спиной.

Мы садимся на жесткую деревянную скамью в лодке, осторожно снимаем баллоны и сбрасываем ласты, засовывая их в ведерко. Подходит Влад, протягивает нам по банке лимонада и какие-то банановые хлебцы, завернутые в папиросную бумагу. Набрасывает нам на плечи полотенца, будто он наш заботливый отец.

– Вы как рыба в воде, – говорит он Верити. – У вас дар от природы. А что касается вас… – он поворачивается ко мне, подавая знак «о’кей», – то я сразу понял, что в конце концов вы справитесь, вы хороший ныряльщик. Я был бы рад служить с вами обеими в морской пехоте.

– Записывайте нас в морпехи, – заявляет Верити, а я тем временем смотрю на океан. Рябая поверхность никак не выдает то, какая магия под ней таится. Верити каким-то образом чувствует, что сейчас я думаю о Гарри, берет меня за руку и крепко сжимает ее.

Вернувшись на пристань, мы обнаруживаем, что разучились ходить. Такое чувство, что наши ноги все еще под водой, и им трудно идти по песку. Мы раскачиваемся и натыкаемся друг на друга, хихикая, как пьяные.

– Ты видела Немо? – спрашиваю я Верити. Она кивает и говорит:

– А как тебе тот угорь?

Затем мы разоблачаемся в удовлетворенном молчании, и единственный звук – скрип наших гидрокостюмов, стягиваемых и шлепающихся на пол, пока мы вспоминаем всех тех невероятных существ, которых видели под водой.

Снаружи нас ожидает Влад. Он вручает нам сертификаты начинающих дайверов, и мы гордо прижимаем их к груди, позируя для фотографии, которую я потом смогу опубликовать в Интернете.

– Скажите: «Нырь!» – требует Влад и нажимает на кнопку спуска. И как только он это делает, я ощущаю на себе чей-то взгляд. Я украдкой осматриваюсь. Возле входа в школу дайвинга стоит Уильям. Он одет свободно, в синюю рубашку и легкие брюки «чинос», и пока я отчаянно пытаюсь не замечать его присутствия, подходит поближе.

– Здравствуйте, дамы, привет, Влад! – Он приподнимает воображаемое кепи перед Владом, который не обращает на него ни малейшего внимания и топает внутрь школы.

– До свидания, Влад! Спасибо! – кричит Верити в его удаляющуюся спину. – Здравствуйте, Уильям! – улыбается она бармену намного естественнее, чем сейчас в состоянии это сделать я. Такое ощущение, что моя улыбка вылеплена из гипса.

– Зайдете попозже выпить? Моя смена начинается через пару часов, – предлагает он, не сводя с меня своих разноцветных глаз.

– Да, конечно, – отвечает Верити, а затем смотрит на меня. – То есть, возможно, конечно. Может быть. Поживем-увидим.

Я по-прежнему молчу. Я не вполне уверена, чего хочу, и боюсь, что если открою рот, то выдам какую-нибудь белиберду.

– Что ж, было бы здорово увидеть вас… обеих, – говорит Уильям. А затем убегает, помахав компании парней, сидящих недалеко от берега с бутылками пива в руках.

– Он мечтает о тебе! – подталкивает меня локтем Верити. – Между вами такая химия, ммм! – Она воздевает ладони к небу. – Я чувствую это!

– Заткнись! – Я ощущаю, как жаркий румянец растекается по моим щекам. – Ничего он не мечтает.

– От кого другого, может, эти жалкие протесты и прокатили бы, – говорит она, беря меня за руку. – Но, учитывая твою работу, – только не от тебя, Кэйт! Не от тебя.

Верити попала в точку. Я поднимаю руки в знак поражения.

– Ладно! Он великолепен! Довольна? – признаю я, когда мы начинаем идти, все еще покачиваясь, обратно на нашу виллу.

– Ну тогда действуй, – откликается Верити, словно это легко и просто.

Песок у нас под ногами неровный. Мне нравится ощущать его босыми ступнями, но идти трудно, словно я волочу огромный груз. Я перебегаю поближе к волнам, где песок тверже. Верити догоняет меня и снова берет за руку.

– Тебе бы позволили, понимаешь? – говорит она, на этот раз мягче.

– Знаю, – отвечаю я. Но это не так. Не совсем так. На подобный случай не предусмотрено какого-то свода правил, где Гарри выражал бы свою последнюю волю и говорил, что я должна быть счастлива. В один день он был здесь, а на следующий его уже не стало. Поэтому я старалась подавить любые всплески эмоций по отношению к другим мужчинам и не обращать на них внимания. Но в последнее время мое тело как будто снова ожило, и когда мужчины вроде Уильяма или Стью смотрят на меня, я чувствую их взгляд каждым дюймом кожи, словно меня бьет током.

Когда мы добираемся до нашей виллы, я шлепаюсь на песок прямо перед ней.

– Ты действительно думаешь, что мне можно? – спрашиваю я.

– Конечно, Кэйт, – говорит Верити, плюхаясь рядом. – Он хотел бы, чтобы ты была счастлива.

– Вот поэтому я тогда и разозлилась на тебя, помнишь? – признаюсь я. – Насчет Джереми.

– Я решила, что это как-то связано с твоим отцом, – отвечает подруга.

– Наверно, отчасти. Но я не могла понять, почему ты хочешь испортить что-то настолько идеальное…

– Это не было идеальным, Кэйт. И я не хотела все испортить, это просто случилось как-то… само собой.

– Да, извини. Я не совсем правильно объясняю, – произношу я. – Возможно, я завидовала. Что ты так легко можешь жить дальше.

– Это было нелегко, – напоминает она слегка суровым тоном.

– Я так злилась на тебя. – Я качаю головой. – Прости. Я все поняла неправильно. Не знаю, что на меня нашло. Я думала о том, как запрещала себе двигаться дальше. Но также и о том, что мне никогда даже не хотелось изменить Гарри. Мне казалось неправильным, что ты вообще сделала подобный выбор. Я не знаю, понятно ли говорю? Или снова несу херню?

Верити сжимает мое плечо:

– Ты не несешь херню, ты говоришь вслух о том, что тебя волнует, – вот что важно. Но… – Она делает паузу. – Мы с Джереми – это не вы с Гарри. Ты не можешь жить нашей жизнью вместо своей, представляя, как это могло быть у вас. У тебя свое будущее.

– Вот именно, – я медленно киваю. – Именно это я и пыталась делать.

Мне хочется кричать, орать, вскочить и встряхнуться, как собака. В этом есть какое-то странное облегчение – слышать, как озвучиваются мои самые сокровенные мысли.

– Я сейчас жалею о многом, что случалось у нас с Гарри, – продолжаю я. – Все это крутится в моей голове. Все наши ссоры. Иногда я кричала на него, потому что он не соответствовал красивой картинке в моем воображении. Я постоянно сравнивала нашу жизнь с жизнью других людей… – Я вздыхаю. – А потом, когда он погиб, ко мне пришло запоздалое осознание: мы были счастливы… а я даже не замечала.