– Вспомни, как это было, – Глеб еще глотнул кофе, сожалея,что его так мало. – Ты схватила телефон, увидела ее номер, или узнала голос,или как?..

Катя растерянно потерла щеки.

– Кажется… кажется… нет, на номер я не смотрела, простонажала кнопку. Я спала и схватила телефон, и Ниночка… Постой, Глеб, онасказала, что это она. Она сказала: «Катя, это я, Ниночка!».

– Она всегда представлялась, когда тебе звонила? Ну, чтоб тыее узнала?

– Да никогда она не представлялась, что за глупости тыговоришь!..

– У нее был только этот мобильный или еще какой-нибудь?

– Нет, только этот.

Глеб со стуком поставил чашку на стол.

– Смотри. Вот твой телефон. Последний вызов от Ниночки вдевять вечера. Потом до трех часов ночи никаких вызовов нет. В три есть звонок.

– Это Ниночка звонила!

– Нет, – твердо сказал Глеб. – Она не звонила. В твоемтелефоне номер, с которого звонили в три ночи, не определился. Вернее, онопределился, но без имени, только цифры. В памяти твоего телефона такого номеранет. Посмотри сама.

Катя мельком взглянула и опять уставилась на Глеба.

– Это сотовый твоей подруги. Она звонила в девять. Абоненту«Катьке». По всей видимости, как раз когда она за тобой заезжала. Без десятидвенадцать ей звонил Димочка. Кто такой Димочка?

– Ее бывший муж.

– На звонок она ответила, значит, была еще жива. Если бы онане ответила, вызов был бы в «пропущенных», а он в «принятых».

– Она была жива в три часа ночи. Она мне звонила и кричала,Глеб! Она кричала, чтоб я приехала и ей помогла!..

Он покачал головой.

– Как – нет?!

– Так. Нет. Подумай сама. Ты хватаешь среди ночи трубку,твоя подруга, которая никогда не представляется, вдруг говорит: «Это Ниночка».Ты не смотришь на аппарат, тебе почти никто не звонит, особенно глубокой ночью.Голос женский, и он произнес всего три слова. «Приезжай, помоги, спаси». Так?

Катя кивнула.

– В ее телефоне больше никаких вызовов нет, ни входящих, ниисходящих. Последний, этого самого Димочки, без десяти двенадцать. И все!

– И что это значит?

– Это значит, что Ниночка тебе не звонила. В три часа ночиона скорее всего была уже мертва. Тебе позвонила какая-то женщина, назваласьНиночкой и вызвала тебя на место убийства. Зачем?

– Зачем?.. – эхом повторила Катя.

– Я не знаю, – сказал Глеб Звоницкий. – Скорее всего длятого, чтобы тебя там застали. А номер, с которого тебе звонили, чей он можетбыть? Ну, посмотри, посмотри получше!..

Большой загорелой грязной рукой он раскопал в куче ее вещей,вываленных на стол, ручку и, поминутно сверяясь с телефоном, крупно записалномер на листочке, вырванном из блокнота.

– Точно не знаешь?

Катя уставилась на листок и даже глаза вытаращила отусердия. Цифры дрожали у нее перед глазами.

– Нет, Глеб. Я не знаю этого номера. Точно.

Он тяжело сел на стул, понюхал свою пустую чашку и сказалзадумчиво:

– Кто мог позвонить тебе среди ночи? Какой-то человек,какая-то женщина нашла Ниночку на площадке, но не стала вызывать милицию, апервым делом позвонила тебе. При этом она назвалась Ниночкой. Должно быть,чтобы ты точно приехала. Ты приехала, закричала, вышли соседи и уж тогдапозвонили в милицию, но ты все же успела уехать. Да. Все это очень странно.

– Странно, – опять повторила Катя. Губы у нее тряслись.

– И самое странное, что эта неведомая женщина вызвала тебя ктрупу, а милицию не вызвала. Если это спланированная подстава, то почему такнелогично?

– Какая… подстава?

Глеб вздохнул. Вода из ванны, должно быть, уже перелилась.Ему очень хотелось в горячую воду. Чтобы было много-много горячей воды.

– Твою подругу убивают в ее собственном подъезде послевечеринки, на которой вы были вдвоем и теоретически вполне могли там смертельнопоссориться. Подъезд охраняемый?

– Там кодовый замок, в парадном, и консьержка, только она наночь уходит…

– Код ты, разумеется, знаешь! Приезжает милиция, застаеттебя на месте преступления, ты там кругом наверняка наследила, и «пальцы» твоивезде есть, да еще ты каким-то макаром ее телефон к себе в сумку определила, икаким именно – вспомнить не можешь. Тебя забирают, считай, с поличным. Все.Дело триумфально раскрыто.

– Дело?!

– Если все так, почему тогда не вызвали милицию? – неслушая, продолжал Глеб. – И звонила ночью именно женщина!.. Какая женщина моглатебе звонить?.. Какая женщина ненавидит тебя до такой степени, что готова наубийство, только чтобы подставить тебя?..

На работе Генка Зосимов первым делом кинулся к своемукомпьютеру. Анечка Миллер, попавшаяся ему навстречу со своей всегдашней чашкойкофе и карандашиком, засунутым в крепко затянутый пучочек, отпрыгнула всторону, оберегая чашку, и прыснула со смеху.

– Вот так служебное рвение! – сказала она вслед Генке. – Вотэто я понимаю!..

– Ничего ты не понимаешь! – сердито крикнул он, вылезая изкуртки. – Налей мне кофе!

– Геночка, – проворковала Анечка и качнула карандашом впучочке, – для тебя все, что угодно!..

Ему срочно нужно зайти в Интернет и посмотреть какие-нибудьновости. Он знал, что именно там увидит, но ему нужны подтверждения – непонятнозачем.

– А что это ты сегодня так рано? – Анечка крутилась рядом,все никак не хотела уходить, а смотреть при ней новости, которые егоинтересовали, он не мог. – Не иначе жажда великих свершений обуяла!

– Анечка, – Генка сделал умоляющее лицо и даже улыбочкускроил, – я не могу без кофе, сейчас умру, всю ночь работал!

Анечка округлила глаза.

– Макет переделывал?!

Генка кивнул, даже не поняв, о чем она спрашивает. Макет?Какой такой макет?! Что ему за дело до какого-то там макета, если вся егожизнь…

Нет, не так.

Если вся его вселенная…

Нет, не то.

Что ему за дело до какого-то там макета, если его планетавот-вот перейдет на другую орбиту?!

– Геночка, зайка, покажи макет, а? Ну, ведь мне интересно!Ты же та-акой отличный художник!

Генка Зосимов с ненавистью глянул на ее карандашик, торчащийиз пучка. Зачем она его туда засовывает? Зачем ей вообще карандаш?! Они сто летничего не рисовали карандашами – все больше на «Маках» да на разных другихкомпах, поплоше! Должно быть, какой-то идиот сказал ей, что с карандашом вволосах она выглядит необыкновенно и похожа на японку!