В общем, на девицу он убил минут десять, никак не меньше.

Когда он отъезжал, она махала ему рукой, словно провожая, аГенка несколько раз посигналил ей на прощание.

Насилу отделался.

Все, все беды из-за баб! Кабы не бабы, у него была быпрекрасная жизнь!

Теперь нужно придумать, как именно он станет добыватьтелефон, который ему велели добыть.

Если выдра и выпь Катька дома – нет ничего проще. Она толькосвой драгоценный портфель не выпускает из рук, а на сумку вообще никакоговнимания не обращает.

Сумка всегда стоит справа, на раритетном английскомкомодике, который покойный тесть когда-то привез из Лондона. И не лень ему быломебель оттуда переть! Впрочем, может, это теща приперла, она любила, чтобы всебыло «по-людски», значит, как у аристократов!

Выезжая на проспект, Генка фыркнул и покрутил головой!Деревенщина, дураки, до смерти своей в горсть сморкались, а туда же – варистократы лезли! Про Питер теща выражалась, что это «город царей», и никогдане могла взять в толк, что не царей, а императоров, а это вовсе разные вещи.Про Лондон говорила, что «в нем уютненько, но нам с отцом в Белоярске лучше,один Енисей-батюшка чего стоит!» И доченьку свою полоумную в том же духевоспитали – книжки она все читает, цитаты цитирует, молчит, а в модныххудожниках так и не научилась разбираться, все ей подавай Рембрандта даимпрессионистов, а чего такого они создали-то?! Ну чего?! Знаменитый «Ночнойдозор» навевал на Генку тоску – какие-то люди, странные одежды, развевающиесятряпки, да еще собачка в углу недорисованная, говорят, что гениальная! Вотдалась человечеству эта недорисованная собачка!.. Чем она гениальна?!

Город царей! Каких таких царей?!

Значит, сумка стоит на комодике справа. Генка войдетпотихоньку, вытащит трубку да и уедет. Его женушка скорее всего вовсе ничего незаметит – после вчерашнего она наверняка находится в обмороке и собирается натот свет следом за подругой.

Хоть бы скорей туда отправилась, что ли, избавила Генку отнеобходимости заниматься грязной работой!

Это выражение – «грязная работа» – он почерпнул в одномочень неплохом детективчике. Там герой тоже печалился, что вынужден заниматьсягрязной работой.

Генка чувствовал себя отчасти героем, отчасти загнанным вугол волком, который огрызается и скалит зубы, мечтая вырваться на свободу.

Волком чувствовать себя было приятно. В этом было что-тоочень мужское.

Так, хорошо, а если дурехи дома нет? Что тогда?

Наверное, и в самом деле ничего, придется просто подождать.Рано или поздно она заявится, быть такого не может, что ее уже нашли иарестовали.

Господи, как все будет прекрасно, когда ее арестуют! Как он,Генка Зосимов, будет счастлив, как свободен! Все станет легко и хорошо, всеначнется сначала, и это новое будет гораздо, гораздо лучше и правильнеестарого!

Телефон зазвонил, когда он уже выехал на Каменноостровский.

Генка вздрогнул, мигом вспотевшая рука поехала по обшивкеруля.

Кто это может быть? С работы? Что соврать? А если нет?! Еслиэто… из милиции?! Или… или…

Звонила Ася.

Ася, ниспосланная ему небесами, чтобы обратить и спасти!Ася, чистая, свежая, похожая на порыв прохладного ветра в жаркий июльскийполдень! Ася, которая смотрела на него прозрачными и чистыми глазами олененкаБемби!..

Телефон звонил. Генка упивался мыслями.

Ася, которая никогда не разрешала себя провожать, котораябыла таинственна, как ночная греза, которая никогда и ничего у него нетребовала, кроме нежности и понимания, а по части нежности и понимания Генкепросто нет равных!..

Телефон звонил.

Господи, да что ж он не отвечает-то?!.

– Да, – сказал Генка нежно. Ему показалось даже, что изтрубки запахло ее духами.

– Это я, – негромко сказала Ася. – Привет. Ты где-то едешь всвоей большой машине по большому городу?

– Я еду в своей большой машине по своему большому городу, –заходясь от счастья, подтвердил Генка. – А откуда ты знаешь?..

– Я слышу, как работает мотор в твоей большой машине.

– Как давно ты мне не звонила!..

– Разве давно?

– Очень давно!

– А ты скучал?

– Я думал о тебе каждую минуту. Нет, каждую секунду.

Самое главное, в этот момент Генка Зосимов искренне верил вто, что думал об Асе каждую секунду. Как это у него получалось, он и сам незнал, но получалось.

– Я была занята, – объяснила Ася очень серьезно. – И немогла тебе позвонить.

– А ты думала обо мне? Хоть чуточку?

Она засмеялась, кажется, немного грустно.

– Я же тебе звоню…

– А что это значит?

– А это значит… Ничего это не значит!

– Ну вот, – огорчился Генка. – Ничего не значит! Мы можем стобой сейчас встретиться? Ты в городе? Или там, у себя в Гатчине?

Она сказала, что в городе, но задержится не слишком долго.

– Ты же знаешь, – добавила она, – я надолго не могу.

– Тогда давай…

Он посмотрел на часы, выкручивая руль. Да, да, про то, чтоего послали «на дело», он отлично помнил, но «дело» никуда не денется, если онпросто попьет где-нибудь в центре кофейку! Всего полчаса это займет! Ну, может,чуть побольше! А телефон можно забыть в машине, или вытащить из него батарейку,а потом сказать, что разрядилась, или придумать еще что-нибудь!

Что такое?! Имеет он право на личную жизнь или не имеет?!

– Тогда давай встретимся в кофейне на Разъезжей? Толькопрямо сейчас! Можешь туда подъехать? Или давай я за тобой заеду, куда скажешь!И не говори, что не можешь, малыш!

И этот самый «малыш» выговаривался у него естественно исовершенно серьезно, как будто не было в нем никакой первобытной пошлости. ЕщеГенка говорил всем своим женщинам «лапуля» и «зая» – и это у него выходилолегко, и «лапули» и «заи» всегда радовались, им нравилось!..

– На Разъезжей? – будто сомневаясь, переспросила Ася. – Агде там кофейня?

– Ну, как же, дом шесть! Там подают отборный ямайский кофе!Самый лучший в Питере.

На самом деле Генка кофе не очень любил и о том, что онбывает ямайский, да еще отборный, узнал от Катьки. Выдра и выпь эта Катька, нохоть на что-то пригодилась!