Кофейня на Разъезжей, где подавали отборный кофе, была неслишком дешевой, и Генка прикинул, хватит ли у него денег. Вроде хватает, еслиособенно не шиковать. Машину заправить тоже надо бы. Впрочем, на заправку онвозьмет у Катьки в сумке – телефон возьмет и денежек прихватит немножко.

В конце концов, что тут плохого? И зачем ей деньги?! Ее всеравно скоро посадят!

– Тогда приезжай к «Владимирской», – так называлась станцияметро. – Я буду тебя ждать у выхода, который слева, знаешь? Я там буду минутчерез двадцать. Успеешь?

– Конечно, успею! – обрадованно закричал Генка.

Конечно, успеет! Разве может он не успеть к своейединственной, ниспосланной ему в утешение, к своему пугливому олененку, к своейкрасавице с неизъяснимыми глазами? Он еще успеет цветочков прихватить, осенних,милых, у каких-нибудь уличных пристанционных бабусь, притащивших своихризантемы с дачных участков в Павловске!

«Дело», на которое он был послан, перестало его волноватьсовершенно, все мысли переключились на Асю и предстоящую прелесть свидания сней, и он на самом деле позабыл телефон в машине, когда они выходили возлекофейни!

Ася немного подмерзла, ожидая его, – когда он подъехал,выскочил из машины и выхватил милые осенние цветы, она уже стояла возле выходаиз метро, улыбалась замерзшей улыбкой, и равнодушная толпа обтекала ее со всехсторон. В этой толпе смеялись, толкались, громко говорили, как будто она вовсеи не стояла тут же, у дверей, не жалась зябко и трогательно!.. А может, она ине замерзла, просто Генке хотелось так думать, чтобы греть ее ладошки своимибольшими горячими руками – ох, черт, кажется, это тоже из какой-то книжки, аможет, из кино, как и «грязная работа»! – оберегать ее и вести в тепло ивкусный кофейный запах.

Он знал, что у него очень мало времени – Ася никогда неоставалась надолго, – и он постарался использовать это время как следует:выбрал самый укромный уголок и сел так, чтобы ногами, руками, боком касатьсясвоей красавицы. Она улыбалась таинственной улыбкой и чуть отодвигалась отнего, когда он становился слишком настойчив.

Она отодвигалась, а он придвигался, и в конце концов оназасмеялась – словно серебряные колокольчики зазвенели. От ее губ пахло кофе ивишневым пирожным, и он все целовал и целовал их, а когда она положила узкуюладошку ему на губы, он стал целовать ладошку и никак не мог оторваться.

Кажется, за окнами начался дождь, а потом прошел, потому чтовдруг как-то очень по-осеннему посветлело, внезапно и коротко, а потом опятьнадвинулась темнота, и оказалось, что уже вечер.

Они просидели в кофейне до вечера, а Генка так и не вспомнило том, что у него «задание», и о том, что «жизнь на волоске»!

Поминутно целуясь, они вышли из кофейни в сырой и мрачныйпитерский вечер, слегка подсвеченный размытыми желтыми огнями. И огни, и вечерказались Генке необыкновенными.

Огни словно плыли в мелкой водяной пыли, оседавшей накуртках и волосах, и их неяркий свет был как из андерсеновской сказки, и всеказалось, что из-за ближайшего угла сейчас выйдут Кай и Герда, держась за рукии постукивая по мостовой своими деревянными башмаками!

– А розы? – с нежной насмешкой спросила Ася, когда Генкарассказал ей про Кая и Герду. – У них должны быть не только башмаки, но и розы!

Ну, хорошо, тогда, значит, из-за ближайшего угла сейчасвыйдут Кай и Герда, постукивая по мостовой своими деревянными башмаками, а вруках у них будет глиняный горшок с кустом пышных красных роз!

– Вот так правильно, – похвалила Ася.

Генка посадил ее в машину и первым делом выключил своймобильный телефон. Чтобы не расстраиваться, он даже не стал смотреть, сколькотам непринятых вызовов, сразу нажал красную кнопку, и дело с концом, но глазвсе-таки отметил какую-то жуткую, двузначную, хвостатую, как ему показалось,цифру.

Провались все к чертовой матери! Имеет он право на личнуюжизнь или нет?!

Они ехали очень долго – вечер, пробки. И Генка старалсяникуда не спешить, подольше растягивая счастье побыть со своим «олененком».Раньше они никогда не были вместе так долго, и счастье от того, что она емудоверяет, что ей с ним интересно, что он нужен, распирало его.

Они ехали и играли в игру. Им было очень весело.

Игру придумала Ася. Он запускал руку в ее сумочку –сокровищницу женских тайн и носительницу особого эротического заряда – и долженбыл на ощупь определить предмет, который Ася держала в сумке своей рукой..

А потом Ася вытаскивала это самое из сумочки, и они оченьсмеялись, потому что ему ни разу не удалось определить правильно!

– Это замшевый несессер! – говорил Генка, и она вытаскивалазаписную книжку.

– Флакон французских духов! – и она вынимала крохотнуюбутылочку минеральной воды.

Каждый предмет он определял каким-нибудь дополнительнымсловом, очень романтическим – «несессер» в его фантазиях был непременнозамшевый, духи французскими, а помада алой!.. Генке очень нравилась эта игра.

С одним из предметов он совершенно не мог разобраться – наощупь это было что-то холодное и увесистое, прямоугольной вытянутой формы, – ноАся не давала ему щупать слишком долго. Она говорила, что так будет неинтереснои он сразу догадается.

Он так и не догадался, и тогда она, смущаясь и отводя глаза,вытащила из сумочки плоскую коробочку мятных леденцов, которые Генка оченьлюбил. То есть не то чтобы любил, но всегда таскал с собой – а вдруг придется скем-нибудь целоваться?! Целоваться со жвачкой во рту как-то неудобно, а леденецзакинул за щеку, и все в порядке – свежее дыхание, мятный вкус губ, глубокийзапоминающийся экстаз.

Все, все твои беды от баб, некстати вспомнилось ему, и онмысленно отмахнулся от навязчивого воспоминания.

Сколько можно меня доставать?! И потом, Ася – это совсем нето! Ася – это настоящее, правильное, единственное! Куда до нее всем остальным…бабам?!

Эта коробочка с леденцами как будто еще сблизила их,особенно когда Ася тихонько положила ее ему в карман.

Он довез Асю до знакомого поворота, высадил – как обычно,она не разрешила себя проводить – и долго смотрел ей вслед. Он смутно видел еев размытом водяной моросью мраке, а потом она и вовсе пропала.

Генка тяжело, почти со всхлипом, вздохнул. Пора было возвращатьсяв реальность, а ему не хотелось, ох как не хотелось!..

Выключенный телефон лежал в бардачке, как необезвреженнаямина времен Второй мировой войны. Он знал – стоит только до него дотронуться, ивесь его романтический мир, в котором были мятный вкус поцелуев, горячий кофе иславная девушка, похожая на олененка Бемби, взорвется и разлетится на тысячуосколков.