— Чужие проблемы до тех пор чужие, пока не становятся твоими, — усмехнулся Энтони, а Джозеф закатил глаза.

— Альтруист! — фыркнул он. — Когда уже устанешь о других заботиться и о себе подумаешь? Пока будешь Мортоном заниматься, этот Ходж окрутит мисс Уивер. Ты же не полагаешь, что он кидается на тебя из одного лишь скверного характера? Чует серьезного соперника, вот и играет на опережение. А ты и не шевелишься! Уже почти на месяц их вдвоем оставлял и еще собираешься. Дождешься, честное слово! Будешь потом локти кусать, а что проку?

Энтони заставил себя улыбнуться, хотя на душе у него скребли кошки. То, что кузен Элизабет спит и видит ее своей женой, было ясно с первого взгляда на него, и половину глупостей при общении с Лиз Энтони делал из-за жгучей ревности и невозможности поспорить за любимую в честном поединке. У Ходжа были все преимущества. Он жил в одном доме с Элизабет; он знал ее всю жизнь и имел возможность досконально выучить все ее пристрастия и слабости, и она его знала и могла на него полагаться; он пользовался безграничным доверием близких ей людей, и их мнение при необходимости выбора должно было без колебаний склониться на его сторону и склонить туда же Лиз. Тогда как Энтони обладал лишь подмоченной стараниями конкурентов репутацией, благодарностью мистера Уивера и заброшенным поместьем в паре миль от Ноблхоса. Как при всем этом ему удалось добиться благосклонности Элизабет, он не понимал до сих пор. Разве что верно и самоотверженно любящее ее сердце вело его по правильному пути, и Энтони понимал, что сходить с него нельзя. И сейчас оно требовало объясниться с Элизабет, настаивая на том, что пришло время и что только искренность способна покорить душу ангела. Оружие, которым Ходж не мог похвастаться при всем своем желании.

— Когда мне понадобятся твои советы, Джозеф, я обязательно обращусь к тебе за помощью, — сказал Энтони. — А пока позволь мне самому разбираться с собственной жизнью.

— Раньше свиньи полетят, чем я дождусь от тебя сей милости! — буркнул уязвленный помощник, однако язык прикусил и до самого Кроукомба помалкивал, дав Энтони возможность сосредоточиться на предстоящих задачах.

Ему надлежало отправиться в Глостер и оттуда начать поиски Френсиса Картера. А по дороге, пожалуй, стоило заехать в Бристоль и поинтересоваться у бывшего Ребеккиного окружения, известен ли им некий Ники. Интуиция подсказывала Энтони, что произнесенное невесткой в бреду имя не могло быть выдуманным, и, несомненно, значило для нее очень много, если даже не к любимой няне она обращалась за поддержкой, а к нему. Ребекке о своих намерениях Энтони, разумеется, рассказывать не собирался: а ну как этот самый Ники давно почил с миром или женился, завел трех детишек и позабыл о ее существовании? Какой удар это нанесет с трудом вырвавшейся из лап смерти девушке? Нет уж, Энтони привык оперировать лишь проверенной информацией и не собирался отступать от своего правила.

— В Ноблхос налево! — напомнил обиженным тоном Джозеф в месте развилки, заметив, что Энтони направился в противоположную сторону. До Токтона из Лондона они добрались в нанятом экипаже, а оттуда шли пешком, поскольку Энтони до смерти надоела духота замкнутых помещений и перед ответственным разговором он нуждался в глотке свежего воздуха Квантокских холмов. Эмили была права, когда утверждала, что это чудесное место для воспитания детей, и Энтони наконец и сам это прочувствовал. Сладковатые, наполненные яблоневым ароматом южные ветры разгоняли серую копоть больших городов и тоскливую сырость северной Британии и из головы, и из души, заполняя ее теплой радостью и верой во что-то хорошее. Именно это ощущение было сейчас Энтони жизненно необходимо, и, чтобы укрепиться в собственной уверенности, он предпочел удлинить путь, заглянув сначала в Кловерхилл. К тому же:

— Двое суток в пути, — заметил он. — Мне кажется не лучшей идеей явиться в гости в столь неподобающем виде. Это, как минимум, невежливо.

— Можно подумать, свататься! — фыркнул Джозеф, однако продолжать не стал, с усердием демонстрируя несогласие со старшим товарищем и неприятие его нерешительности. Энтони сам устал от нее, но рядом с Элизабет любое проявление наглости казалось кощунством, как будто он мог оскорбить ею своего ангела и навсегда отвратить его от себя.

— Надеюсь, я доживу до того момента, когда ты влюбишься по-настоящему, — с улыбкой проговорил Энтони. — И тогда припомню тебе абсолютно все твои остроты, которые ты не жалеешь для меня.

— Не дождешься! — заявил Джозеф, однако, судя по тону, сменил гнев на милость. Энтони счел это хорошим знаком и, приведя себя в порядок, отправился в гости с твердым намерением прояснить сегодня свою судьбу.

Однако замеченный им знакомый мужской силуэт на крыльце Ноблхоса вынудил разом распрощаться с радужными надеждами. Энтони в тот момент входил в ворота поместья и весь путь до его дверей вынужден был проделать под пристальным взглядом Эшли Ходжа, горя негодованием и переполняясь самыми дурными предчувствиями. И они него не обманули.

— Синьор Виллани! — осклабился Ходж, и Энтони замер, мигом осознав, что худшее все-таки произошло. — Не буду притворяться, что рад вас видеть. По правде говоря, я даже имел глупость надеяться, что в вас наконец-то проснулась совесть и вы решили таки оставить дядю и мисс Уивер в покое, но, очевидно, ваше происхождение не предполагает подобной деликатности?

Фамилию его матери, кроме Энтони, не знал в Англии ни один человек, а потому стоило только восхититься упорством Ходжа, извлекшего эту информацию из глубин итальянских архивов. И попытаться в несколько мгновений определить, чем она могла грозить Энтони Риду.

Как должна была воспринять его низвержение Лиз, думать было нельзя.

— Напрасно вы, мистер Ходж, потратились на сомнительную сенсацию. У вас и так проблемы с финансами, а вы и скудные припасы не жалеете: разбазариваете их почем зря. Так ведь недолго и вовсе банкротом стать.

Ходж вспыхнул, польстив самолюбию противника: наконец-то Энтони удалось его пробить, да еще и тогда, когда тот был уверен в своей непобедимости.

— Разве что с вашей помощью, Рид! — процедил Эшли. — Собираетесь меня обчистить? Так не стесняйтесь! Бумажник у меня в правом кармане, часы — в левом. Да вы, вероятно, наметанным глазом и сами уже рассмотрели?

А вот это был удар под дых, от которого быстро не оправляются. Самая позорная страница биографии Энтони, которую он много лет пытался искупить, но, очевидно, так и не сумел.

И если Элизабет и о ней уже узнала…

Кровь отлила от его лица.

— Те десять фунтов стерлингов, Ходж, которые вы гордо именуете бумажником, я зарабатываю двумя фразами, — не желая оставаться в долгу, вызывающе лениво сообщил Энтони. Элизабет не могла их слышать, а значит, он наконец получил возможность поговорить с противником так, как тот заслуживал. — Так что не волнуйтесь: ваши карманы интересуют меня в последнюю очередь.

Еще не закончив, Энтони понял, что сам дал Ходжу повод для нового оскорбления, и тот им воспользовался.

— Разумеется, теперь ваша цель — приданое мисс Уивер: пятнадцать тысяч на дороге не валяются, — Ходж сошел на ступеньку ниже и в упор посмотрел на Энтони.