— Эшли, можешь уделить мне несколько минут? — опередив отца, совершенно ровно попросила Элизабет. Любая искра способна была стать причиной такого пожара, который не потушить и после которого нечего будет собирать. А Элизабет, однажды уже лишившаяся близкого человека, не хотела потерять еще одного. Пусть даже тот смотрел на вещи совершенно не так, как все они. — Я хочу поговорить с тобой прежде, чем вы с папой решите устроить дуэль.

Томас Уивер хмыкнул, но, к счастью, не стал перечить дочери, доверяя ее благоразумию. Эшли несколько скептически пожал плечами, однако от возражений также воздержался, безмолвно последовав за кузиной в библиотеку. И лишь когда Элизабет прикрыла дверь, скривился.

— И что же такого секретного ты собираешься мне поведать, если не хочешь, чтобы тебя услышали? — с вызовом спросил он. — Или тоже решишь воззвать к моему пониманию к несчастному Риду, которому так не повезло что с матерью, что с братом?

— К пониманию, — кивнула Элизабет, — но не к мистеру Риду, а к папе. Он на самом деле обязан мистеру Риду если не жизнью, то честью, а ты лучше всех знаешь, как много она для него значит. Папа пытается найти способ вернуть этот долг…

— Продав тебя?! — презрительно фыркнул Эшли. — Хорошенькое понятие о чести! Я же тебя в первую очередь и пытаюсь защитить, Элизабет, разве не понятно?! Надеялся, что добытые мной сведения заставят господина Уивера взять назад свое согласие на ваш брак! Мне казалось, что он не пожелает связывать свою фамилию с фамилией человека, уличенного в преступлениях и столь низком происхождении, раз уж мысль о том, что он отдает родную дочь в лапы самому дьяволу, его не смущает! Поэтому прости, Лизбет, но ни о каком понимании у нас с ним в этом вопросе не может быть и речи! Я пообещал защитить тебя от подобного произвола и сделаю это, даже если дядюшка за такое рвение выгонит меня из дома!

Элизабет вздохнула. Принимая месяц назад обещание кузена оградить ее от притязаний Энтони Рида, она представляла себе навязанного жениха совсем другим, чем он оказался в действительности, и уж тем более не могла подумать, что он пробудит в ее сердце нежные чувства. Но объяснить это Эшли не представлялось никакой возможности. Они никогда не были близки духовно, и Элизабет даже в голову не пришло бы делиться с кузеном своими переживаниями. Но она очень хотела защитить от него Энтони, особенно после того, что узнала сегодня.

Должна ли она была осудить мистера Рида? Конечно, происхождение его матери существенно разбавляло благородную кровь в его жилах, но какое Элизабет имела право считать Энтони ниже себя? Он, оставшийся сиротой в десять лет, сумел выбиться в люди и стать настолько искусным адвокатом, что даже отец Джозефа не погнушался обратиться к нему за помощью, а уж о его щепетильности было известно последней кухарке. Он к двадцати шести годам заработал достаточно денег, чтобы возродить Кловерхилл, в отличие от того же Эшли, к началу четвертого десятка по-прежнему сидевшего у дяди на шее. Он, в конце концов, был просто достойным человеком, спасшим отца Элизабет, защитившим несчастную Ребекку, выручившим доктора Харви, ничего не требуя взамен. Разве эти поступки не говорили о его силе духа и истинном благородстве? Энтони был достойным сыном своего отца, и, пожалуй, стоило закрыть эту тему, особенно памятуя о том, сколь болезненна она была для него самого.

Элизабет словно бы воочию увидела их последний разговор, когда Энтони пытался рассказать ей о матери. Опущенная голова, обозначившиеся желваки, глухой и виноватый голос. Кажется, он, как и Эшли, был уверен, что она не сможет принять такое его происхождение. И почти не ошибался. Узнай она о нем чуть раньше — и, пожалуй, родовая гордость сумела бы заглушить в ее сердце первые зачатки чувств к этому удивительному человеку. А сейчас стало слишком поздно. И даже доказанный факт воровства Энтони Рида не мог отвратить от него Элизабет. Да и какое, на самом деле, она имела право его осуждать? Никому из них не было известно о его детстве и жизни со сводным братом. Если тот действительно отправил на тот свет приемного отца и трех жен… Ох, Элизабет даже думать боялась о том, какими были последние месяцы Энтони в Кловерхилле! Она обязательно расспросит его обо всем: она должна знать правду, а Энтони должен ее понять! Пусть расскажет — и она поверит ему! Она научилась ему верить. Каждому слову.

— Уверяю тебя, что я вполне способна справиться с этой проблемой сама, — постаралась улыбнуться Элизабет и даже протянула кузену руку в знак примирения. Эшли взял ее, однако посмотрел на Элизабет с подозрением, явно не желая принимать такое положение вещей. — Мы договорились с папой, что я сама решу, выходить ли мне за мистера Рида замуж или отвергнуть его. А уж в моем непредвзятом к нему отношению ты можешь не сомневаться.

Однако Эшли покачал головой.

— Ты очень доверчива, кузина Лизбет, — сказал он. — И просто невыносимо жалостлива. Я видел, какое впечатление произвело на тебя упоминание голодного детства Рида. Из-за этого ты была готова простить ему любые прегрешения. Я не спорю: быть может, он действительно имел весомую причину обчистить наших соседей, в том числе и местного священника. Хочу только заметить, что он барристер, Элизабет, и, как мне ни горько это признавать, хороший барристер. А значит, мастерски умеет играть на чужих слабостях и заговаривать зубы. Посмотри на его невестку. Она горло за него готова перегрызть, несмотря на то, что он предпочел ей тебя. Уж не знаю, что надо для этого сказать женщине: мне такое никогда не удавалось.

Элизабет напряглась.

— Почему ты не допускаешь, что она всего лишь равнодушна к нему? — стараясь казаться спокойной, спросила она. Однако Эшли лишь хмыкнул.

— Хоть в этом мне поверь, — покачал головой он. — Ну какая леди стала бы рыдать из-за безразличного ей человека? Нет, тут такая самоотверженная любовь, о какой можно только мечтать. Как это в ваших романах: отпустить, лишь бы он был счастлив? Я поначалу было подумал, что они с Ридом задумали какую-то гнусность, но теперь понимаю, что такая святая невинность, как эта девица, способна разве что на самопожертвование.

У Элизабет перехватило дыхание. Она гнала подобные мысли, уговаривая себя, что Ребекка ничего не испытывает к Энтони, вопреки всем тем знакам, что давала ей жизнь. Разве не его имя Ребекка назвала, придя в себя, и разве не о нем грезила во время болезни, зовя во сне и, вероятно, черпая от этого силы? Разве не на него смотрела с такой нежностью, что у Элизабет щемило сердце? Разве не на его вставала сторону в любом споре? Разве не к нему бросилась поделиться своей радостью, когда ей подарили щенка?

И разве не его нынче защищала с такой страстью, что даже Эшли, видевший Ребекку впервые в жизни, все понял? И только Элизабет отказывалась признавать очевидное, не желая терять Энтони. Могло ли быть, что он действительно полюбил Элизабет, отвергнув чувства Ребекки? Или что он вовсе не знал о них, ведь мужчины порой так недогадливы? О том, чтобы Энтони, будучи связан с другой словом, решил посвататься к Элизабет, она даже не думала: он на такое не способен! Вероятно, Ребекка действительно хорошо хранила свою тайну, лишь изредка позволяя эмоциям пробиться наружу. Как в момент пробуждения. Или как сегодня.