Элизабет осторожно посмотрела на мистера Рида. Он, не оборачиваясь к ней, вглядывался вдаль, как будто пытался прочувствовать то, о чем она рассказывала, и Элизабет не захотела ему мешать.

— Гластонбери считается началом начал английского христианства, — плавно, словно читая молитву, продолжила она, — ведь по преданию аббатство основал ученик Христа Иосиф Аримафейский — тот самый, что снимал его с креста и собирал его кровь в Священную чашу. После вознесения учителя он отправился проповедовать Слово Божие в Британию. У подножия холма Авалон, где он воткнул свой посох, выросло терновое дерево, цветущее до сих пор, а в месте, где он спрятал Святой Грааль, забил удивительный целебный источник — вода в нем ржаво- красного цвета, словно окрашенная кровью Христа. Говорят, если вглядеться в «Колодец Чаши», можно увидеть будущее…

— И вы увидели? — неожиданно глухо спросил Энтони и посмотрел на нее так испытующе, что она помимо воли вспыхнула и потупилась.

— Нет, — со стыдом призналась Элизабет. — Я… боюсь заглядывать в будущее. Боюсь увидеть там что-нибудь плохое. Пока живешь и не знаешь, даже в самой трудной ситуации остается надежда. А как быть счастливым, имея уверенность, что однажды все закончится?

— Быть счастливым сегодняшним днем, — предложил Энтони, не позабавившись над ее детским страхом и даже не попытавшись его оспорить. — Радоваться тому, что имеешь. Не бояться лишиться этого, мисс Уивер, потому что страх обесценивает все достижения и не дает наслаждаться ими в полной мере. Дышать полной грудью, позволяя себе это делать и не оставляя на потом. Потому что «потом» может действительно не случиться, а если вдруг окажется, что и раньше ничего не было… — тут он осекся, поймав ее взгляд и, очевидно, решив, что наскучил ей своей проповедью. Совсем уже невесело улыбнулся. — Опять занудствую. Простите меня.

Однако Элизабет и не думала сердиться.

— Вы словно не только меня поучаете, но и себя убеждаете? — без единого сомнения проговорила она. Он тряхнул головой, усмехнулся.

— Есть такое дело, — без обиняков и всяких словесных прикрас согласился он. — И, знаете, вопреки всем своим нарядным и правильным речам, я-то как раз совсем не отказался бы выяснить свое будущее. Если потребуется, обрубить и пойти другим путем, вместо того чтобы тешить себя напрасными надеждами. Нет в жизни ничего хуже сомнений!

— А если они не напрасные? — негромко спросила Элизабет. — Если будущее зависит только от нас и от того пути, что мы предпочитаем? От какого-то незаметного выбора, от любого поступка? Вы заглянете в «Чашу», убедитесь в плохом исходе и откажетесь от борьбы — и тогда действительно не получите желаемого. Или не заглянете, не убедитесь, продолжите идти к своей цели и достигнете ее. Быть может, в этом истинный смысл священного источника? Отсечь тех, кто не верит и не заслуживает божественной милости?

Энтони смотрел на нее с таким изумлением, что она снова смешалась и пожала плечами.

— Как видите, я могу быть ничуть не меньшей занудой, чем вы.

Он мотнул головой с таким пылом, словно она пыталась оспорить первую заповедь адвокатов.

— Вы можете быть лишь самой восхитительной занудой на свете! — неожиданно выдал он. — И, пожалуй, отныне в случае сомнений я буду обращаться к вам, а не к ненадежным пророчествам артефактов.

— Разве у барристеров бывают сомнения? — лукаво поинтересовалась Элизабет, стараясь спрятать разливающееся внутри удовольствие от его комплимента. Энтони повел плечами.

— У барристеров — нет, — согласился он. — У мужчин — уж не обессудьте. Прекрасные женщины всегда лишают нас покоя.

У Элизабет крутился на языке вопрос, много ли прекрасных женщин лишало покоя мистера Рида, но она сумела одолеть его и лишь мило улыбнуться, прикрывая собственную бестактность благодарностью. Ну разве, в самом деле, Энтони не мог иметь в виду именно ее? Разве не о том же говорил Джозеф после пробуждения мисс Флетчер? И разве Энтони не вел себя раз за разом в полном соответствии с замечаниями юного друга? «Самая восхитительная зануда». Вряд ли еще какая девушка получала подобный уморительный и в то же время очень тонкий комплимент. Так к чему же она по-прежнему изводила себя сомнениями? Так ведь можно и беду накликать. И потом уже никакой выбор не отвратит от единственно оставшегося исхода.

«Дышать полной грудью», как сказал Энтони. Правильный и честный. И нисколько не занудный.

— Вы стали с Джозефом добрыми друзьями? — возвращаясь из грез к сестре и не зная, что еще сказать про Уильяма Мортона, спросила Элизабет. Эмили повела плечами.

— Он славный, — ответила она, позволив сестре убедиться, что шестилетняя разница в возрасте в некоторых вопросах пока еще была непреодолимой пропастью. Элизабет никогда не пришло бы в голову назвать Энтони славным. Такое определение подходило ну разве что доктору Харви — человеку во всех отношениях приятному, но совершенно безразличному.

Чего, пожалуй, нельзя было сказать об отношении Эмили к Джозефу. Хотя бы потому, что ни по кому другому она его не тосковала так, как по нему. — Веселый и любопытный. Любит рассказывать всякие страшилки и везде искать тайны. С ним интересно.

— И много тайн вы уже раскрыли? — улыбнулась Элизабет.

— Немного! — тут же в противовес ей нахмурилась Эмили. — Но обязательно раскроем! В одном Кловерхилле их немерено, и если у мистера Рида не хватает на них времени, значит, мы ему поможем!

Элизабет не имела понятия, с чего младшая сестра взяла, что Кловерхилл хранит какие-то тайны, а добиться внятного ответа на этот вопрос так и не сумела. Саму же ее в отношении Энтони волновала только одна тайна. И она многое бы отдала, чтобы ее разгадка не разбила ей сердце.

Эшли в Ноблхосе они ждали никак не раньше сентября и потому встретили его появление в столовой во время ужина общим удивлением.

— Эшли? А как же состязания? У тебя же нынче важные заезды!.. — начал было Томас Уивер, но племянник не обратил на его вопросы никакого внимания. Он решительно подошел к столу и бросил на свободное место какие-то бумаги.

— К вашему сведению! — победно заявил он. — Вся подноготная Энтони Рида! Раз уж вы не верите моим словам!

В столовой воцарилась тишина — плотная и давящая — такая, что Элизабет стало трудно дышать.

— Что ты имеешь в виду? — раздраженно поинтересовался отец, и она была благодарна ему за этот тон. Он словно доказывал, что они с папой по одну сторону баррикад. Нет, Элизабет не хотела знать ни о каких преступлениях Энтони! Она уже поверила ему, она уже почувствовала его — и разочароваться было бы так же больно, как лишиться части души. Но неужели могло быть нечто?..

— Его «праведную» жизнь! — нехорошо усмехнулся Эшли. — Мне пришлось очень постараться, чтобы раздобыть эти сведения! Зато уж к таким доказательствам даже вы с кузиной Лизбет не придеретесь!