Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сверившись со списком, он проворно содрал с раненого чуднойкрасный прикид. Закинул его через специальный люк в полу для санобработки иначал укладывать в пронумерованный стальной шкаф упомянутые в списке предметы.Массивный свинокол в ножнах, затем блестящий пояс чёрт знает какой тяжести… Инаконец дошёл до строки, гласившей: «перстень жёлтого металла – одна штука».Тут уж санитар злорадно ощерился.
– Врёшь, не возьмёшь, мы своё всегда отгалаем…
Сергей Васильевич ловко, как фокусник, стянул с пальцараненого туго сидевшую «гайку», затем, покопавшись, выудил из своего нагрудногокармана семилерное, то есть фальшивое, кольцо из полированной латуни – и созвоном бросил его на полку шкафа. Проделал он это исключительно вовремя.Буквально тут же в дверь просунулась очкастая вывеска старшей, и быка покатилив операционную. Дежурной реанимационной бригаде было невтерпёж спасти жизньсумасшедшему. А может, просто попрактиковаться хотели…
Вернувшись, Канавкин хватанул ещё спиртяги, горько сожалея отом, что ему даже выпить-то было по-нормальному не с кем. Потом вспомнил одобыче, достал перстень и поднёс его к свету.
Был он какой-то левый… Явно не рыжий, без чекухи, сосверкальцами тусклыми, как глаз снулого карпа.
«Ничё… Биксе презентую какой-нибудь».
Сергей Васильевич принял на грудь ещё и запел уже вслух:
– Эх, прохаря вы мои, прохаря…
03 декабря в 03.48 специальными круглосуточными постамислежения была отмечена потеря связи между кейсами № 1, 2 и 3 и всемистратегическими системами страны. В целях безопасности все самолеты авиации дальнегодействия с атомным оружием на борту были сразу же выведены из зон боевогодежурства и отправлены на посадку, РЛС дальнего обнаружения отключены,мобильные ракеты убраны с позиций, а цепи на шахтах разъединены вручную.Подводные лодки с ядерными комплексами на борту отозваны из секторовпатрулирования и поставлены на курс к своим базам. При перешифровке схемысигнал на боевые системы не возобновился.
Фактически это означает полную потерю государствомстратегического оборонительно-наступательного комплекса.
Для справки: кейсы № 1, 2 и 3 находятся соответственнов ведении Президента страны, министра обороны и начальника Генерального штаба.Они содержат специальную аппаратуру для активации и постановки на боевой взводядерного оружия, а также программу шифрованных команд в ракетные частистратегического назначения, включая боевые комплексы подводных кораблей…
Сугубо закрытая информация.
Новый год миновал, не принеся городу осязаемых перемен.Погода и природа не пожелали отметить условную временную границу, придуманнуюлюдьми, никакими экстраординарными явлениями. То, что в одних районах наряжалиоблепленные снегом ёлки, а в других впору было наряжать, как где-нибудь вАризоне, пальмы и кактусы, за экстраординарное явление теперь не считалось.Так, лишний повод для шуток и анекдотов.
Зато мало-помалу надвигался другой праздник, уже некалендарно-условный, а самый что ни есть настоящий: двадцать седьмое января,день освобождения от фашистской блокады. В этом году дата не собиралась бытькруглой, тем не менее о празднике начали говорить и писать намного раньшеобычного. И как писать! Молодые проворные репортёры отыскивали ветеранов непросто затем, чтобы, как раньше, кратенько расспросить о былом да присовокупитьдежурное сетование на по-прежнему нелёгкую судьбу героических стариков. В этомгоду всё было иначе. Спустя шестьдесят с лишним лет у дряхлых бабушек и дедушекна полном серьёзе спрашивали совета. Не формального, как когда-то: «что выможете пожелать молодым», – а вполне конкретного совета по вполнеконкретному выживанию. Физическому и духовному.
Город снова почувствовал себя в блокаде. И взывал к опытутех, кто подобное уже «проходил»…
У Льва Поликарповича Звягинцева отношение к предстоявшемусобытию было весьма непростое. Наверное, оттого, что на этом празднике – вот ужбез преувеличения празднике жизни – он очень долгое время был официально чужим.Это притом, что блокадного лиха он успел хлебнуть полной чашей. И что такоеДорога жизни через чёрный и жуткий ладожский лёд, знал не понаслышке. Вся штукав том, что на Большую землю его вывозили в составе спецприюта для таких же, какон сам, «враженят». В итоге удостоверение блокадника Лев Поликарпович получилаж полвека спустя, в девяносто шестом, когда в эпопее со сталинскимирепрессиями ставились окончательные точки над «ё». До тех пор публику вроденего к всенародным торжествам старались особо не подпускать…
А кроме того, сами обстоятельства эвакуации были такими, чтолучше вовсе не вспоминать. Прямо скажем, откровенно выпадали они из общегогероического контекста. Но как не вспоминать, когда с экрана самоотверженноработающего телевизора тебе в каждом выпуске новостей только и твердят проблокаду? Да и детская память – слишком цепкая штука. Её вся последующая жизньне сотрёт.
От улицы Жуковского в северном направлении, как зубьяреденького гребешка, отходит несколько улиц. Здесь нет особых архитектурныхчудес, сюда редко сворачивают автобусы с импортными туристами. Застройкабольшей частью дореволюционная, восстановленная в том же духе после войны и –до сих пор жилая. Несмотря на близость к Невскому, популярности у питерскихбогатеев этот район не снискал. В своё время здесь было решительно невозможно приватизироватьжилплощадь. Почти в каждом доме или останавливался, или проводил собрание, илипо крайней мере разок гостевал какой-нибудь известный революционер, игосударство грудью стояло на страже мемориальных квартир. Могло ли онодопустить, чтобы подобную квартиру выкупил какой-нибудь «малиновый пиджак»,сделал евроремонт – и окажется утрачена дырочка от гвоздя, на который вешалакогда-то пальто Надежда Константиновна Крупская?..[39] Оттогоздесь доныне полно мемориальных досок по наружным стенам, а внутри таятся дебриникем не расселяемых коммуналок. В коммуналках доживают век те самыеблокадники, так и не дождавшиеся многократно обещанных отдельных квартир.
В целом район производит впечатление не самого приветливого,особенно в слякотную и хмурую питерскую зиму. Но есть здесь одно местечко,овеянное уже откровенно мрачноватой, чуть ли не готической аурой. Его отличновидно с улицы Жуковского, но почти никто не поворачивает в ту сторону головы, азря.