– И везде фигурирует убийство? – спросил я.

– Нет. В некоторых случаях заключались сделки, как у нас свами.

– Удивительно. Мы – необычная пара.

– Да, но признайтесь, мы подходим друг другу. У меня для васотличное тело, – сказал он и положил ладонь на широкую грудь. – Нетакое красивое, как ваше собственное, естественно. Но очень хорошее! Именно то,что вам нужно. Что касается вашего тела, то у меня нет слов. Надеюсь, вы нестали слушать, что про меня скажет Дэвид Тальбот? Он совершил множествотрагических ошибок.

– В каком смысле?

– Он – раб этой никчемной организации. Они полностьюподчинили его себе. Будь у меня возможность побеседовать с ним под конец, он быпонял, сколь важные вещи я могу предложить, как многому научить. Он рассказывалвам про свои эскапады в Рио? Да, выдающийся человек, хотел бы я познакомиться сним поближе. Но с ним, я вам скажу, шутки плохи.

– Что остановит вас, если вы захотите убить меня, как толькомы поменяемся телами? Как вы убили того, кого заманили в свое старое тело,одним быстрым ударом по голове.

– А, все-таки поговорили с Тальботом, – спокойноотреагировал он. – Или просто провели собственное расследование? Меняостановят двадцать миллионов долларов. Чтобы пойти в банк, мне понадобитсятело, помните? Как чудесно с вашей стороны удвоить сумму! Но я бы и на десятьмиллионов согласился. Ах, вы дали мне свободу, месье де Лионкур. С этойпятницы, с того самого часа, когда Христа пригвоздили к кресту, мне большеникогда не придется воровать.

Он глотнул теплого чая. Несмотря на внешнее спокойствие, онволновался все больше и больше. Меня охватывало сходное, но еще более сильноечувство. Что, если ничего не выйдет?

– Да нет, выйдет, – тепло произнес он. – Есть идругие веские причины, по которым я не причиню вам вреда. Давайте обсудим их.

– С удовольствием.

– Во-первых, вы сможете выбраться из смертного тела, если ясовершу нападение. Я уже объяснил, что вы должны со мной сотрудничать.

– А если вы нападете слишком быстро?

– Вопрос чисто академический. Я не стану стараться навредитьвам. Иначе обо всем узнают ваши друзья. Пока вы, Лестат, находитесь в здоровомчеловеческом теле, ваши спутники и не подумают уничтожить вашусверхъестественную оболочку, даже если ей управляю я. Они же не поступят с вамитак плохо? Но если я убью вас – расквашу вам лицо прежде, чем вы сумеетевыпутаться… видит Бог, это возможно, я сам прекрасно это сознаю, уверяювас! – ваши спутники рано или поздно разоблачат во мне самозванца ибыстренько со мной разделаются. А вдруг они почувствуют вашу смерть! Какдумаете?

– Не знаю. Но в конце концов они все выяснят.

– Конечно!

– Вы непременно должны держаться подальше от них, поканаходитесь в моем теле, не вздумайте приближаться к Новому Орлеану, неподходите ни к одному вампиру, даже к очень слабому. Вы мастерски скрываетесвои мысли – воспользуйтесь своим умением…

– Разумеется. Будьте уверены, все продумано. Сожги я вашегокрасавчика Луи де Пон-дю-Лака – об этом сразу узнают, правда? И следующимкостром, разгоревшимся в ночной тиши, буду я сам.

Я не ответил. По моему телу разливался холодный гнев,вытесняя всякое мужество и радость предвкушения. Но мне хотелось! Мне такхотелось, а оно было рядом, только руку протянуть!

– Прекратите вы беспокоиться из-за такой чепухи, –взмолился он. Его манеры ужасно напоминали Дэвида Тальбота. Возможно, он подражалим намеренно – сознательно копировал Дэвида. Но я решил, что дело здесьвсе-таки в сходстве воспитания и врожденном инстинкте убеждения, которым необладал даже Дэвид. – Поймите, я в душе не убийца, – напряженносказал он. – Мне важно приобретение ценностей. Я хочу, чтобы меня окружаликомфорт и красота, всякая мыслимая и немыслимая роскошь, свобода идти кудахочется, жить как понравится.

– Вам нужны инструкции?

– По какому вопросу?

– Что делать, когда вы окажетесь в моем теле.

– Вы уже дали мне все инструкции, дорогой мой мальчик. Яваши книги прочел. – Он расплылся в широкой улыбке, чуть-чуть наклонилголову и взглянул на меня исподлобья, словно хотел заманить меня впостель. – Я также прочел все документы в архивах Таламаски.

– Какого рода документы?

– Ну, подробные описания анатомии вампира – пределы вашихвозможностей и так далее. Вам самому стоит в них заглянуть. Может быть,посмеетесь. Самые ранние главы относятся к средним векам, в них полноцветистого вздора, от которого заплакал бы даже Аристотель. Но последниедокументы имеют научную основу и вполне точны.

Такой поворот разговора меня не устраивал. Мне вообще ненравилось то, что происходило. Я чуть не поддался искушению покончить с этимнемедленно. И неожиданно понял, что дойду до конца. Понял.

На меня снизошло удивительное спокойствие. Да, все этослучится через несколько минут. Все получится. Я почувствовал, как у меня отлица отхлынула краска – почти неощутимое охлаждение кожи, которая все ещеболела после невыносимой пытки на солнце.

Вряд ли он заметил эту перемену, равно как и ожесточениемоего лица, поскольку продолжал в том же духе:

– Наиболее интересны наблюдения, записанные в семидесятыхгодах после публикации «Интервью с вампиром». И самые последние документы,вдохновленные вашими отрывочными и изощренными заметками об особенностяхвампиров, – это что-то! Нет, мне о вашем теле все известно. Может быть,даже больше, чем вам. Знаете, что на самом деле нужно Таламаске? Образец вашейткани, образец клеток вампира! Уж постарайтесь, чтобы им эти образцы недостались. Право же, вы с Тальботом слишком уж на вольной ноге. Может, онподрезал вам ногти или позаимствовал прядь волос, пока вы спали под его крышей?

Прядь волос. Разве в том медальоне не было светлого локона?Ведь это и есть волосы вампира! Волосы Клодии. Я вздрогнул, замыкаясь в себе иуглубляясь в воспоминания. Несколько веков назад Габриэль, моя смертная мать исозданная мною дочь, обрезала свои вампирские волосы. За долгие дневные часы,пока она лежала в гробу, они отросли снова. Я не хотел вспоминать, как онакричала, сделав это открытие – великолепные роскошные локоны опять падали на ееплечи. Я не хотел думать о ней и о том, что она сказала бы, узнав, что ясобираюсь сделать. Я уже несколько лет с ней не встречался. Может быть, неувижу еще много веков.

Я снова взглянул на Джеймса, который весь светился отожидания, прилагая при этом все усилия, чтобы выглядеть терпеливым; теплый светпадал на его лицо.