– К черту Таламаску, – еле слышно проговорил я. –Почему вам так сложно управляться с этим телом? Вы так неловки. Вам удобнотолько сидеть в кресле, оперируя лишь голосом и лицом.

– Удивительная наблюдательность, – сказал он снепоколебимым спокойствием.

– Вряд ли. Это всем заметно.

– Просто тело мне великовато, – хладнокровно ответилон. – Слишком мускулистое, слишком… так сказать, атлетическое. Но вам онов самый раз.

Он помолчал, задумчиво заглянул в чашку и перевел глаза наменя. Глаза – такие круглые, такие невинные.

– Лестат, да хватит вам. – сказал он. – Чего радимы теряем время на разговоры? Я же не собираюсь танцевать в вашем теле сКоролевским балетом. Я просто хочу насладиться совершенно новыми ощущениями,поэкспериментировать, увидеть мир вашими глазами. – Он посмотрел начасы. – Я бы предложил вам немного выпить, чтобы приободриться, но вконечном счете это обернется против вас же, правда? Да, кстати, паспорт. Вамудалось раздобыть паспорт? Помните, я просил вас об этом? Очень надеюсь, чтопомните, и, конечно, я принес паспорт для вас. Боюсь, правда, что в такуюметель вы никуда не поедете…

Я положил документ перед ним на стол. Он сунул руку подсвитер, извлек из кармана рубашки свой паспорт и передал мне.

Американский паспорт, фальшивка. Даже дата двухлетнейдавности – и та фальшивка. Раглан Джеймс. Двадцать шесть лет. Нужнаяфотография. Хорошая фотография. Джорджтаунский адрес, этот самый дом.

Он рассматривал американский паспорт – тожеподдельный, – который я отдал ему.

– О, ваша загорелая кожа! Вы специально его подготовили…Должно быть, прошлой ночью.

Я не стал утруждать себя ответом.

– Какой же вы дальновидный, – продолжал он, – афотография какая хорошая! Кларенс Оддбоди. С чего это вам такое имя в головупришло?

– Небольшая шутка личного характера. А вам-то что? Он вампонадобится только сегодня и завтра ночью, – пожал я плечами.

– Правда. Истинная правда.

– Жду вас здесь рано утром в пятницу, между тремя ичетырьмя.

– Отлично. – Он начал было засовывать паспорт в карман,но спохватился и разразился резким смехом. Потом остановил на мне взгляд изасиял неподдельным восторгом. – Вы готовы?

– Не совсем. Я вынул из кармана бумажник, открыл его,вытащил примерно половину купюр и передал ему.

– Ах да, мелочь наличными, как любезно с вашей стороны незабыть о этом! – воскликнул он. – От возбуждения я забываю все важныедетали. Непростительно, но вы такой джентльмен!

Он собрал банкноты и опять спохватился, когда попыталсянабить ими карман. Он выложил их на стол и улыбнулся.

Я прикрыл рукой бумажник.

– Остальное забираю я, как только мы совершим обмен. Думаю,вам достаточно выданной суммы? Ваша воровская душа не уступит искушениюпозаимствовать остальное?

– Приложу все усилия, чтобы вести себя прилично, –добродушно ответил он. – Так вам угодно, чтобы я переоделся? Я лично длявас украл эту одежду.

– Она меня устраивает.

– Следует ли мне опорожнить мочевой пузырь? Или оставить этупривилегию вам?

– Мне.

Он кивнул.

– Я голоден. Я решил, что так вам будет интереснее. Дальшепо улице – превосходный ресторан. «Паоло». Неплохие итальянские спагетти. Можнодойти пешком, даже по снегу.

– Чудесно. Я не голоден. Я решил, что так вам будет проще.Вы упомянули машину. Где эта машина?

– Ах да, машина. Во дворе, слева от крыльца. Красныйродстер, «порше», я подумал, что он вам понравится. Держите ключи. Но будьтеосторожны…

– Почему?

– Ну, из-за снега, разумеется, – может быть, она вообщене сдвинется с места.

– Спасибо за предупреждение.

– Я не хотел вас обидеть. Если вы не вернетесь сюда впятницу, это мне обойдется в двадцать миллионов. Как бы то ни было, на столе вгостиной лежат водительские права с нужной фотографией. В чем дело?

– Одежда для вас, – сказал я. – Я забыл ееприготовить.

– О, я давно уже об этом подумал, пока шнырял в вашемгостиничном номере в Нью-Йорке. Не беспокойтесь, у меня есть собственныйгардероб, и мне нравится ваш черный бархатный костюм. Вы все-таки прекрасноодеваетесь. И так было всегда, правда? Но ведь в ваше время принято было ходитьв таких роскошных костюмах! Современная эпоха, должно быть, кажется вам ужасномрачной. Это антикварные пуговицы? Ну ладно, у меня хватит времени ихразглядеть.

– Куда вы пойдете?

– Куда захочу, естественно. Теряете уверенность в себе?

– Нет.

– Умеете водить машину?

– Да. Если бы и не умел, то сообразил бы.

– Вы так думаете? По-вашему, в этом теле с вами останетсяваш сверхъестественный интеллект? Ну, не знаю. Я не уверен. Возможно, мелкиесинапсы в смертном мозгу так быстро не воспламеняются.

– Я в синапсах не разбираюсь.

– Хорошо. Приступим к делу.

– Да, думаю, пора. – Мое сердце сжалось в крепкиймаленький узелок, но его поведение внезапно стало властным и авторитарным.

– Слушайте внимательно, – начал он. – Я хочу,чтобы вы поднялись над своим телом, но не раньше чем я закончу говорить. Вынаправитесь вверх. Вы и раньше так делали. Приблизившись к потолку, выпосмотрите вниз, на наши тела, сидящие за столом, и сделаете сознательноеусилие устремиться в это тело. Больше ни о чем не думайте. Не позволяйте страхуотвлекать вас. Не думайте о том, как все это происходит. Вам нужно опуститься вэто тело, вам нужно полностью и мгновенно слиться к каждой его клеткой итканью. Представляйте себе это визуально! Представляйте, будто вы уже внутри.

– Да, понимаю.

– Я уже говорил, что в теле есть нечто невидимое, чтоосталось от того, кто занимал его изначально, и это нечто жаждет обрестицелостность – с помощью вашей души.

Я кивнул.

– Возможно, вы подвергнетесь разнообразным неприятнымощущениям, – продолжил он наставления. – Пока вы будете скользитьвниз, тело покажется вам слишком тесным и узким. Не дергайтесь. Представляйтесебе, как ваш дух проникает в пальцы каждой руки, каждой ноги. Смотрите егоглазами. Это самое главное. Ведь глаза – это часть мозга. Когда смотришь черезних, закрепляешься в мозгу. Теперь вас уже ничто не вытеснит, будьте уверены. Кактолько оказываешься внутри, выбраться не так просто.