Я медленно открыл рот и заговорил. По-французски сказал, чтов этом теле нахожусь я, Лестат де Лионкур, что все в порядке. Экспериментсработал! Пошел первый час, этот дьявол Джеймс исчез, и все получилось! Теперьв глазах показалось кое-что от моей былой свирепости; а улыбнувшись, я поменьшей мере несколько секунд наблюдал свою собственную озорную натуру, покаулыбка не угасла, уступив место озадаченному, удивленному выражению.

Я повернулся и посмотрел на собаку – она сидела рядом,подняв ко мне голову, и всем своим видом демонстрировала полное довольство.

– Откуда ты знаешь, что это я? – спросил я. – А неДжеймс?

Он наклонил голову набок и чуть-чуть шевельнул ухом.

– Ладно, – сказал я. – Пора кончать со слабостью ибезумием. Пошли!

Я направился к темному холлу, когда правая нога неожиданноподогнулась и я тяжело сполз на пол, шаря по нему левой рукой, чтобы задержатьпадение, голова ударилась о мраморный камин, а локоть стукнулся о мраморнуюплиту, отчего взорвался резкой вспышкой жестокой боли. На меня с грохотомпосыпались каминные приспособления. Но это было еще не все – я задел нерв влокте, и по руке разливалась огненная боль.

Я перевернулся на живот и ненадолго застыл в ожидании, чтоболь пройдет. Только тогда обратил я внимание на пульсирующую боль в голове. Япотрогал ее и почувствовал, что волосы намокли от крови. Кровь!

Великолепно! Как повеселился бы Луи! Я вскарабкался на ноги,боль шевельнулась и двинулась вправо, за лоб, как гиря, попавшая мне в голову;я ухватился за каминную доску и выпрямился.

На полу передо мной лежал один из многочисленныхзамысловатых ковриков. Убийца. Я оттолкнул его ногой прочь с дороги,развернулся и очень медленно и осторожно вышел в холл.

Но куда я иду? И что собираюсь делать? Внезапно меняосенило. У меня переполнен мочевой пузырь, и после падения он начал причинятьмне новые неудобства. Необходимо сходить в туалет.

Разве где-то поблизости не было ванной? Я нашел выключательна стене холла и включил люстру. Я долго разглядывал маленькие лампочки – ихбыло штук двадцать, – сознавая, что они дают вполне достаточно света, чтобы я по этому поводу ни думал; но ведь мне никто не запрещал зажечь весь свет вдоме.

Этим я и занялся. Я прошелся по гостиной, по небольшойбиблиотеке и по холлу, расположенному в задней части дома. Свет не переставалменя разочаровывать, ощущение мрачности не исчезало. Не в состоянии отчетливовидеть предметы, я чувствовал себя обескураженным и встревоженным.

Наконец я осторожно и медленно двинулся вверх по лестнице, скаждой секундой опасаясь потерять равновесие или споткнуться, к тому же менясмутно раздражала легкая боль в ногах. Ну что за длинные ноги!

Оглянувшись на холл, я онемел. Если отсюда упасть,разобьешься насмерть!

Я повернулся и вошел в небольшую тесную ванную, где быстронашел выключатель. Мне нужно было в туалет, просто необходимо, а я не делалэтого вот уже двести лет.

Я расстегнул молнию на современных брюках и извлек оттудачлен, поразивший меня своей вялостью и размером. Размер, естественно, меняустраивал. Кто же не хочет, чтобы этот орган был побольше? Что приятно, здесьбыло совершено обрезание. Но вялость его вызвала во мне особенное отвращение, ине хотелось даже дотрагиваться до него. Пришлось напомнить себе, что постечению обстоятельств этот орган принадлежит мне. Весело!

А что это за запах от него исходит, и чем пахнут волосывокруг него? Да, это тоже твое, детка! Давай, работай.

Я закрыл глаза, очень неточно и, наверное, слишком сильнонадавил, и вырвавшаяся из него большая вонючая дуга мочи опустилась мимоунитаза на белое сиденье.

Вот мерзость. Я попятился, прицелился получше и стошнотворным увлечением пронаблюдал за тем, как моча наполняет унитаз, как наповерхности образуются пузырьки, как запах усиливается, усиливается и наконецстановится таким тошнотворным, что я больше не в силах его выносить. Наконецпузырь опустел. Я засунул эту вялую мерзость обратно в штаны, застегнул молниюи захлопнул крышку унитаза. Я дернул за рычаг. Моча исчезла, за исключениембрызг, расплескавшихся по сиденью и по полу.

Я попробовал вдохнуть поглубже, но от мерзкого запаха былоне скрыться. Сообразив, что руки пахнут столь же отвратительно, я поспешилоткрыть кран, схватил мыло и принялся за работу. Снова и снова намыливал яруки, но никак не мог увериться, что они действительно чистые. Кожа была кудаболее пористой, нежели моя сверхъестественная плоть, она показалась мнегрязной; я принялся стаскивать уродливые серебряные кольца.

Даже мыльная пена не заставила их слезть. Я призадумался.Да, ублюдок носил их еще в Новом Орлеане. Наверное, он сам не мог их снять, атеперь они достались мне! Никакого терпения не хватает, но ничего не поделаешь,придется искать ювелира, который сумеет их снять при помощи пилки, напильникаили еще какого-нибудь инструмента. От одной этой мысли я так разволновался, чтовсе мускулы напряглись в болезненном спазме, а затем расслабились. Я мысленноприказал себе успокоиться.

Я прополоскал руки, причем несколько раз, потом схватилполотенце и вытер, содрогаясь от вида их пористой текстуры и следов грязивокруг ногтей. Господи Боже, ну почему этот дурак не мыл руки как следует?

Потом я взглянул в зеркальную стену в другом конце ванной иувидел по-настоящему мерзостное зрелище. Большое влажное пятно на штанахспереди. Этот тупой орган еще не высох, когда я запихивал его внутрь!

Что ж, в былые дни меня не беспокоили такие вещи, правда?Но, с другой стороны, я был грязным деревенским дворянином, который принималванну только летом или же когда ему взбредало в голову прыгнуть в горныйродник.

И речи быть не может о пятне мочи на брюках! Я вышел изванной, обошел терпеливого Моджо, лишь бегло потрепав его по голове, инаправился в хозяйскую спальню; распахнув дверцы платяного шкафа, я нашел новуюпару брюк, кстати сказать, получше, из серой шерсти, скинул ботинки ипереоделся.

Так, что теперь? Нужно найти что-нибудь поесть, решил я. Иосознал, что голоден! Да, точно, вот в чем еще одна причина того ощущениянеудобства, которое я испытывал с начала моей недолгой саги, – дело нетолько в переполненном мочевом пузыре и общем ощущении тяжести.

Поесть. Но если поесть, знаешь, что будет? Придетсявернуться в эту ванную – или в какую-нибудь другую ванную – и освободиться отпереваренной пищи. При этой мысли меня чуть не вывернуло наизнанку.

Меня действительно так затошнило, когда я представил себевид человеческих экскрементов, выходящих из моего тела, что сначала я думал,меня вырвет по-настоящему. Я тихо сел в ногах низкой современной кровати ипостарался обуздать эмоции.