Вопрос был простым. Если бы речь шла о безопасности дяди или Акса, мораль в этом случае становилась очень гибкой. Сделала бы я все, что возможно? Однозначно.

— Сейчас не время стоять по разные стороны. Закроем эту страницу. Я — виноват, я — признаю. Больше никаких попыток…

— Ты можешь говорить за всех? — Я сильно сомневалась, что Хоакин услышит голос разума.

— Я тебя уверяю, — он улыбнулся весело, и хохотнул, не сдержавшись, — когда Хоакин увидит запись, он оставит тебя в покое. Нам больше не нужно ничего делать — ты сделала все сама. — Кастус открутит тебе голову за «зов», потом прикрутит и открутит снова. И ты сама прибежишь к нам.

— Не стоит преувеличивать, — я поежилась. Реакция дяди волновала очень сильно.

— Преувеличиваю? — он присвистнул. — Скорее преуменьшаю. И можешь передать братцу, чтобы не появлялся дома, ближайшие пару лет.

— При чем тут Акс?

— Это не Каст, — Люк пожал плечами, — он бы не стал учить тебя песне. Значит, остается Аксель, который огребет так…

— Это не Акс, — я отошла от Люка и снова упала в удобное кресло. Чтобы разговаривать нормально — нужно держать дистанцию.

— Вайю, ещё скажи, что гениальная младшая леди дома Блау сама выучила…

— Сама. — Я говорила совершенно серьезно, вспоминая, какую псакову прорву времени это заняло, прежде чем долбанный зов стал выходить хотя бы три раза из десяти. Я почти жила в этих холодных подземельях. Люк сдвинул брови. — Сама, — повторила я отчетливо, и сила подтвердила мои слова, облизав пальцы и родовое кольцо темной дымкой. — Аксель учил «зов» в саду. Долго. А у меня хорошая память.

— Что ты натворила, Вайю, — Люк смотрел, как на тяжелобольную. — Я первый раз сочувствую Кастусу.

Я фыркнула.

— Ты ведь правда не понимаешь? — Он пытливо заглядывал мне в глаза. — Не понимаешь, — потрясенно констатировал Люк. — Хорошо, оставим тему с изучением, но хотя бы последствия того, что произошло на Арене, ты оценивала?

Я пожала плечами. Последствия исполнения «зова» я с Люком обсуждать не собиралась.

— Поэтому Серые? — Он несколько раз пошевелил пальцами, думая вслух. — Ты уже делала это. Ты уже звала, поэтому у тебя получилось сразу. На что ты подписалась у червей?

Червями, так неблагозвучно, обзывали Серых Высшие, потому что ползали по своим подземным туннелям и лабиринтам. И ещё крысами, подземными крысами.

— Один уровень. Одна тварь. Все, — поделилась я частью информации, потому что все равно на зачистку планировала брать именно Хэсау.

— Все? — Люк смотрел недоверчиво.

— Все.

Прозвенел гонг, проиграл горн, объявляя открытие второго искусства Турнира.

— Закончили, — я махнула Люку и подошла к перилам, чтобы хорошо видеть всю сцену. — Я обещала Фей-Фей качественную запись для старейшины By.

Люк щелкнул пальцами в сторону притихшего в уголке Геба.

— Ты, мистер…

— Лидс. Гебион Лидс. Младший соученик мастера Луция, и личный сира Блау, — ядовито сказала я, напоминая, что теперь им придется часто встречаться с Гебом.

— Лидс, — повелительный жест к перилам ложи. — Стоишь тут, внимательно. С тебя запись, — Люк смачно хлопнул Геба по плечу.

— Ты, — еще один взмах в мою сторону, — идешь туда, — Люк показал на столик в углу, заваленный свитками, — и внимательно слушаешь меня. Все, пошли, времени мало.

Люк сгреб свитки в сторону, освободив место на столе, чтобы положить передо мной две страницы из большой книги с неровными краями, как будто их просто вырвали откуда-то.

На листах убористыми столбиками были написаны правила Турнира. Люк явно потратил отведенное время с умом.

— Цени, — выдохнул он с тоской. — Четыре долга жизни скорпиксам под хвост. Или не знают, или под обетом, но главная роль — у Хейли.

— Не Фейу? — Я удивилась. Люк отрицательно качнул головой. Хейли — это плохо, мы с ними прямые конкуренты. — Хреновые осведомители и хреновые аналитики у Хэсау.

— У Блау нет и таких, благодаря цветущей паранойе Кастуса, — парировал Люци.

— Дядя — просто осторожный в плане доверия.

— Кастус — параноик, Вайю. Конченный. И таких даже усыпальница не исправит. Смотри, — он подчеркнул пальцем несколько слов. — В искусстве живописи все иначе. Самая высокая оценка за уникальность. Сделать то, что никто не сможет воспроизвести, или с большим трудом, — дополнил он. — Или второй вариант, — палец скользит по странице ниже, — представить совершенно новый метод в живописи.

— Никаких переодеваний? Смены нарядов? Смены листиков рисовой бумаги на бумагу особого цвета и фактуры? — неужели подвоха от распорядителей нет.

— Только ты, чистый лист и кисти. Я не люблю мозгоправов, но этот столичный выхухоль осадил их хорошо, — Люк довольно качнул головой. — Будут вести игру тише.

Столичный выхухоль — это Таджо? Против воли на лицо наползла улыбка. Выхухоль. Ему пойдет.

— Вайю?

— То есть, чтобы оценка была высокой мне нужно изобразить что-то запредельно сложное или совершенно новое? — я размышляла вслух. — Квалификация проходит так же — одобрение хотя бы одного из судей?

Люк кивнул утвердительно.

— Тут данные Фейу. Что рисует, как, кто Наставник, любимые техники, — он вытащил верхний свиток из стопки и развернул мне. В свитке было практически все, даже я не помнила больше, и даже то, что чаще всего Фейу делает ошибки именно в композиции. — Во второй части она будет заканчивать картину печатью, по крайней мере попытается. Если ей это удастся — она выиграет всухую, Вайю.

— А если личная печать — личная печать?

— Побеждает тот, у кого выше уровень силы печати, чья картина одухотвореннее, и больше погружает в изображенный мир. Когда-то, — Люк тоскливо вздохнул, — силы было так много, что оживала почти каждая картина, почти как лучшая иллюзия у менталистов.

— Печать на печать, сила на силу, — все было плохо. Личную печать мне не изобразить никогда. — Или что-то новое… совершенно новое…

— Дальше. Слово-образ задается комиссией, и для квалификации и для второй части. Рыбки и птички, любовь и измена, война и мир, булочка и повидло, — издевался Люк. — Картину будешь рисовать под заданное понятие. Чаще всего это что-то бесполезно-философское.

Это я помнила и без него, прошлый раз на Турнире участники изображали на картинах радость и печаль.

— На стихах так же. Два понятия. Квалификация. Никаких дополнительных правил.

Записываете стих — зачитываете. И, Вайю, это не гласно, но на каллиграфию тоже смотрят, — напомнил Люк о моем корявом почерке.

— Дядя дал писания. Двести раз каллиграфическим курсивом, — правда сделала я пока от силы тридцать. — Так что Хэсау не будет стыдно, — ядовито закончила я, махнув в сторону двух гербов.