– Это меня тоже удивляло, – кивнулМаксим. – До тех пор, пока я не осознал, что замечательный мистер Эпштейнотнюдь не семи пядей во лбу. Мало ли что может случиться с «Галатеей» притранспортировке. К тому же еще неизвестно, как на нее могло повлиять то отключениеэлектричества, о котором говорила твоя мама. Но этот Сэмюэль еще пока-адотелепается до практического результата! А тебе, как я понял, чтобы повторитьвсе, много времени не понадобится?

– Три месяца, – кивнула Кира. –Не выходя из лаборатории.

– Вот ты и ответила на вопрос, которыйзадает себе каждый! – улыбнулся ей Максим.

– На какой вопрос? – вскинула бровиКира.

– Да на тот самый, извечный: сколькочеловеку на роду жизни отпущено. Три месяца у тебя есть. Только три месяца! Ато и меньше, если дядя Сэм в лепешку расшибется и…

– Нет, – резко мотнула головойКира. – Раньше у него ничего не получится.

– Значит, три месяца – это и есть тотстраховочный срок, который тебе отпущен, – веско заключил Максим, и Кирасклонила голову, словно на ее шею опустилось лезвие топора.

Совсем стемнело.

Максим пригнулся к рулю. Кира закрыла глаза.Лицо Алки маячило перед ней. Ее смешной носик, ее лукавые глаза, ее тонкиегубы, оживающие и расцветающие в улыбке. Звучал ее голос:

«Шварценеггера в автобусе спрашивают:

– Вы выходите на следующей остановке?

– Да, – отвечает Шварценеггер.

– А все эти люди, которые стоят передвами, – они выходят?

– Да, – отвечаетШварценеггер. – Только они об этом еще не знают».

Это был Алкин любимый анекдот…

Вот и Кира не знала, что она уже выходит изигры. Дело не в том, что Алка не хотела добра подруге. Она просто-напростозахотела иметь то, что есть у Киры. Вплоть до внешности… хотя бы на время!

Кира тряхнула головой. Нет. Это всего лишьдогадки. Алка не могла так с ней поступить. Все дело в алмазах. Господи, сделайтак, чтобы все дело было в этих поганых алмазах!

Но ждать разгадки уже недолго, потому что этоне «Москвич», а ковер-самолет какой-то! Они уже на Сенной площади, с ума сойти!Повернули на Белинку, потом на улицу Горького. Да, Максим прав: отсюда к еедому на улице Провиантской удобнее подъезжать, чем с Минина или Ковалихи.

Стоп. А откуда он знает ее адрес?

Да нет, проехал мимо Провиантской. Что за чушьлезет в голову, нашла кого подозревать!

Сейчас он спросит, где ее дом. Придетсяразворачиваться…

Максим заглушил мотор метров через сто, лишьчуть-чуть не доехав до площади Свободы, где кипела бессонная, круглосуточнаяторгово-транспортная жизнь.

– Погоди две минуты, – сказал,открывая дверцу со своей стороны и улыбчиво глядя на Киру. – В горлепересохло – не могу! Куплю какой-нибудь воды и вернусь, а потом поедем к тебе,хорошо?

Кира покорно кивнула. Он нагнулся, вгляделсяиспытующе, словно бы ожидая от нее каких-то слов, а может быть, сам собираясьчто-то сказать. Но промолчал, опять улыбнулся, быстро коснулся кончикамипальцев Кириной щеки, а потом захлопнул дверцу – и исчез между ларьками. Разили два еще мелькнула его светлая рубашка.

Кира устало смотрела вперед, на зеленыеогоньки такси, во множестве кучковавшиеся вокруг столба с электронными часами.Вообще-то, можно было не останавливаться. Что, у нее дома попить не найдется?Хотя мама говорила, что холодильник разморозился, значит, соки она вылила, такчто разве что вода из-под крана… Да ладно, три минуты роли не играют.

Сейчас одиннадцать тридцать. Если этотфантастический Новорусских и в самом деле отодвинул регистрацию рейса наНью-Йорк, то у них в запасе еще час. Успеют тютелька в тютельку.

Новорусских заливисто всхрапнул за спиной.

Кира сердито передернула плечами: вот женавязался на их голову! Еще и храпит. Приемник включить, чтоб не слышать его,что ли?

Однако радио молчало. А магнитофон? Помнится,она где-то видела кассеты. Ах да, в бардачке.

Кассеты и правда были там. Кира взяла первую,не глядя, поставила, ткнула пальцем в кнопку – и вздрогнула, когда веселыйголос Максима сказал:

– Сашка, перестань кривляться.

Ему капризно ответила женщина:

– Ну, Максик, до чего же ты нудный! Уж ипокривляться нельзя!

Кира болезненно зажмурилась. Она только разслышала этот звонкий, кокетливый голосок, однако запомнила его, казалось, навсю оставшуюся жизнь. Саша, детективщица Саша! Александра Викторовна Исаева.Шурочка… жена Максима.

Ревность впилась в сердце когтями и зубами.Кира потянулась к магнитофону – выключить это, поскорее выключить! – и тутзазвучал третий голос.

– Давай, Саша, соберись, – велелон. – Итак, даю музыку.

Танго «Маленький цветок» зазвучало вкрадчиво,маняще. Секунда, другая, третья…

– Pадио «Нижний Новгород плюс» продолжаетсвою программу. С вами Ирина Игнатьева. Горячая новость дня – арест генералаПетра Глыбина и его сына, преуспевающего адвоката Игоря Глыбина…

Кира сидела окаменев. Потребовалось сделатьусилие, чтобы перевести дыхание. Потом еще одно – чтобы дотянуться до своегорюкзачка, упавшего под сиденье, и поднять его. И третье – переворошить тенемногие вещи, которые в нем еще оставались: парик и косметичку.

Косметичка была пуста – ничего, кроме щеткидля волос!

Ключей от квартиры там не было.

О нет, с необычайной ясностью поняла Кира, онаих не потеряла по дороге. И нигде под сиденьем они не валяются. Этими ключамисейчас открывает дверь в ее квартиру… Максим. Чтобы забрать «Галатею».

Чтобы забрать «Галатею»!..

Она метнулась к дверце – но замерла, когда к шеесзади вдруг прижалось что-то ледяное, а голос Новорусских – холодный,утративший прежнюю идиотскую вальяжность, – приказал:

– Сиди тихо. Поняла?

Да, Кира поняла, что не ошиблась: это егоголос звучал третьим на пленке.

– Ну, вот и все! – Бутылка спрайта,булькая, просунулась в окошко. – О, наш пассажир просну…

Максим осекся, увидев пистолет, направленныйна Киру. В тот же миг она выхватила из его рук бутылку, не глядя, обрушила еесебе за спину… и вывалилась из машины, успев выдернуть ключ из стояка.

За спиной остро, сладко запахло спрайтом, ноКире было уже не до таких мелочей.